45 
Спасти друзей от мучительной гибели и нового круга могло только чудо — и оно произошло! «Это было наитие!» — говорила потом Энка, и не в обычной своей разудало-хвастливой манере, а с искренним удивлением. Она и сама не знала, почему ей вдруг пришло в голову засветить под сводами штольни огненный шар сильфов!
От классического эльфийского или боевого магического он отличался размерами и яркостью. По сути это и не шар был, а крошечная, ослепительно-яркая, раскаленная добела точка — будто бы миниатюрное солнышко озарило вечный мрак подземелья… Много лет назад юную Энкалетте, дочь сенатора Валериания, долго и мучительно учили творить такие шары на гимназических уроках. Ей казалось, она давно успела позабыть изящную науку, о которой, к слову, была очень невысокого мнения: не предназначалась огненная магия солнцепоклонников ни для чего иного, кроме эстетического наслаждения. Подобными сияющими точками сильфы расцвечивали ночной небосвод во дни больших праздников… Кто бы мог подумать, что они способны спасти чью-то жизнь?
Что именно заставило боевого сотника Энкалетте в критическую минуту обратиться к своему кисейному прошлому? Добрые боги, Силы Судьбы, собственная интуиция? На этот вопрос они так и не получили ответа. Но результат был поистине волшебным.
С отчаянным визгом крылатые твари отхлынули от окровавленных жертв и плотной стаей умчались прочь, в спасительную темноту.
— С ума сошла?! — взвыл Хельги, закрыв глаза ладонями. — Мало спины, ты мне еще и ожог сетчатки решила устроить?!
— Уймись, — строго велела сестра по оружию. Она всегда ратовала за справедливость, и только она поняла, о чем идет речь. Другие таких хитрых слов не знали вовсе. — Если бы не Энка, тебе через минуту никакая сетчатка не понадобилась бы. Выели бы глаза начисто, и все дела.
— Тоже верно, — покорно согласился демон. — Но в другой раз все-таки учитывайте, что спригганы — существа ночные. «Полундра!», что ли, кричите, чтобы я успевал глаза закрыть.
— Ладно, — Энка на радостях была настроена благодушно. — В другой раз буду кричать.
Собрав остатки сил, путники устремились вперед, к выходу из подземелья, до которого, оказывается, оставалось всего-то несколько сотен шагов.
Снаружи было еще светло, хотя день и клонился к вечеру.
Пришла пора подсчитывать ущерб. От зубов подземных тварей пострадали все, и сильно. Одежда превратилась в непристойные лохмотья (прощайте, шикарные малиновые штаны!). Дорожные мешки были измочалены, но они в какой-то мере защитили спины, руки же и ноги превратились в сплошную кровоточащую ссадину. Настоящая боль еще не пришла, но одного вида оказалось достаточно, чтобы впечатлительный Бандарох свалился без чувств, а Орвуд засомневался, не умнее ли было бы позволить себя сожрать, с тем чтобы, вернувшись на новом круге, заранее позаботиться о безопасности и зажечь яркий свет, не дожидаясь нападения? Но потом все-таки передумал. Во-первых, слишком долгой и мучительной была бы гибель. Во-вторых, тошнило от одной мысли о новом повторении опостылевшего пути.
Не в состоянии двигаться дальше, путники повалились на траву. Лежали, переводя дух, обменивались впечатлениями.
— Кто-нибудь разглядел, что это были за твари? Летучие мыши, что ли? — вяло полюбопытствовал принц.
— Сейчас посмотрим! — неожиданно откликнулся бывший наставник. — Вот демон! Куда же я его засунул? — Секунду повозившись, он извлек из чудом уцелевшего, хоть и продырявленного в нескольких местах кармана куртки…
— Фу-у, Хельги! Вечно ты собираешь всякую дрянь! — привычно воскликнула Меридит.
Нет, это была не летучая мышь! Полузадушенная тварь, бессильно лежавшая на ладони демона, несмотря на свои крошечные размеры и серые перепончатые крылья, имела явно антропоморфный облик и даже кое-какую одежду, вроде набедренной повязки и нагрудника. Морда — или лицо? — хищника было отвратительно уродливым, морщинистым, с приплюснутым носом и косо посаженными глазами. Верхняя и нижняя челюсти резко выдавались вперед, а губы были коротковаты, частокол зубов выглядывал из-под них, даже когда рот был закрыт.
— Думается мне, это какая-то измененная разновидность илфи, — глубокомысленно изрек магистр Ингрем, с живым интересом разглядывая свой трофей.
— Воистину нет предела безобразию! — присвистнула Энка, перефразируя известное изречение.
45 
