Дом этот стоял в глубине сада, спускавшегося к самой реке Гарлем; это была деревенская усадьба под названием «Маунт Моррис» по имени его создателя, полковника Морриса. Построив ее в 1765 году, этот верный подданный короля Англии вынужден был в самом начале восстания отправиться обратно за океан, бросив свое жилье на бывшую у него в услужении чету; он рассчитывал вскоре вернуться, но мирный договор положил конец его надеждам.
Не слишком разбираясь в великих переменах, мистер и миссис Хантер, сторожа, взяли дом во временное владение, когда началась распродажа имущества англичан, и решили сдать «Маунт Моррис», а заодно предложить свои услуги по уходу за ним, пока ситуация окончательно не прояснится. Это позволяло им поддерживать усадьбу в хорошем состоянии.
Супруги Хантер несколько лет прожили в Канаде и бегло говорили по-французски — преимущество в глазах Турнемина неоценимое: он рассчитывал оставить своих домочадцев на их попечение, чтобы сначала выполнить поручение и посетить Вашингтона, потом покончить с формальностями, необходимыми для вступления во владение землями на Роаноке и, наконец, отправиться по индейским стойбищам в поисках сына.
В этот-то дом двое матросов и принесли на носилках Жюдит. Турнемин с отъезда не видел жену и в душе порадовался, что отложил решающее объяснение: даже злейший враг пожалел бы сейчас молодую женщину, если допустить, что не она сама была себе злейшим врагом. Бледная, изможденная, страшно исхудавшая, она прижимала к груди крохотные ручки, похожие больше на птичьи лапки. Из-за черных кругов ее темные глаза казались еще огромней, так что больше на лице словно ничего и не оставалось.
Когда Жюдит вышла на палубу «Кречета» и Жиль в бледном свете серого туманного утра увидел ее глаза, сердце у него сжалось. Боже, во что она превратилась! Под впечатлением от жалкой картины он невольно вспомнил, как вызывающе красива была Царица Ночи, и еще ему на память пришел целомудренный прелестный образ в сиянии свечей, открывшийся ему в ту ночь, когда мертвые словно вышли из своих могил. В груди у него шевельнулось что-то похожее на угрызение совести. Неужели он привез ее сюда умирать?
Нежно, с бесконечной жалостью взял он в ладони ее крохотную ручку. Она была совсем холодной, и Жиль некоторое время старался согреть ее, сурово и требовательно глядя на Розенну, стоявшую возле носилок, мрачную, в черной накидке — ну прямо ангел смерти. Старуха, видно, догадалась, о чем подумал Жиль, потому что вдруг пожала плечами и пробормотала:
— Твердая земля под ногами, хорошая пища и отдых — вот и все, что нужно. Госпожа скоро будет чувствовать себя не хуже, чем мы с вами.
— Надеюсь, — проговорил в ответ Жиль.
В этот миг Жюдит открыла глаза и взглянула на него, и Турнемин не стал скрывать смертельной тревоги, он наклонился к жене и ласково сказал:
— Скоро ваши муки кончатся, сударыня. Я нашел для вас чудесное жилье, с прекрасным видом и свежим воздухом. Вас уже ждет врач, он поможет вам восстановить силы.
— Мне не нужен врач.
— Нужен, вы сами отлично знаете. Я хотел успокоить вас, прежде чем поручить его заботам, старайтесь не волноваться, пока я не вернусь, а мне предстоит очень важная поездка.
— И… долго вас не будет?
— Трудно сказать. Хочу только, чтобы вы знали: никто не причинит вам зла в краю, где, я надеюсь, мы обоснуемся надолго, независимо от причин… вашего недомогания, о чем мы поговорим после моего возвращения, когда вы будете вновь здоровы…
Кровь бросилась в лицо Жюдит — а казалось, ничто не способно ее смутить — но она ничего не ответила, лишь прикрыла веки, ясно показывая, что не хочет продолжать беседу, однако, когда жену уносили. Жиль заметил, как все спокойнее становится ее лицо.
Благодаря все тому же воистину всемогущему в Нью-Йорке Тиму удалось переставить «Кречет» к причалу: ему нашлось местечко у частной пристани на сваях. Так что больную без труда сняли с корабля, и матросы быстро доставили ее в новое жилище. Пока пассажиры сходили на берег, Жиль изо всех сил старался не смотреть в сторону Мадалены. Она была, она должна оставаться для него сестрой его интенданта, дочерью той, которой на новом месте уготована роль экономки, сейчас же, когда в окружении матери, Розенны и Фаншон девушка ступала впервые на американскую землю, она в своей темной глухой накидке казалась всего лишь тенью среди подобных ей теней. Жиль не увидел, какой расстроенный взгляд кинуло на него украдкой прелестное дитя, когда он отходил, чтобы проследить за выгрузкой Мерлина. Чистокровный жеребец панически боялся моря, и потому сводить по сходням его надо было очень осторожно.