37 
Хотя полностью в этом они не были уверены. Ингрид сама все время утверждала, что ей нравилось держать их в качестве слуг.
Но сейчас в этот день на ярмарке в Кристиании Хейке и Винга решили забыть обо всех тревогах. Сегодня они должны веселиться! То, что изредка воспоминания начинали давить их, необходимо было перенести.
Нильс же ничего не замечал. Он наслаждался этим днем в полную меру.
Они остановились посмотреть на силача, поднимавшего тяжести.
— Ах, как он хорош, — вздохнула Винга. — Тебе не кажется, Хейке?
Хейке, который смотрел на мужчин по-другому, поскольку сам был мужчиной, лишь что-то проворчал в ответ. Винга же была в восхищении, и когда силач заметил это и улыбнулся ей — да и кто бы не сделал этого, глядя на этого маленького лесного эльфа — она пришла в восторг.
— Ты видел, Хейке? Он улыбнулся мне! Ах, разве он не прекрасен?
Ее слова терзали беднягу Хейке.
Не лучше было и спустя некоторое время, когда она вступила в разговор с двумя юношами, которые продавали ножи. Нож ей не был нужен, совсем нет, но они показались ей столь привлекательными, что она должна была немного поболтать с ними.
Нильс и она были в прекрасном настроении, а Хейке мрачнел все больше и больше. Он стремился улыбаться и смеяться, но его лицо было напряжено, а в душе тяжко.
Наконец Винга поняла, как он себя чувствует, и лицо ее стало серьезным, рот закрылся.
— Нильс, ты не подождешь нас здесь, именно на этом месте, чтобы мы тебя не потеряли? Мы с Хейке должны ненадолго отлучиться.
Нильс с радостью согласился, а Хейке ничего не понял.
Он был не тем человеком, который способен легко разбираться в человеческих проблемах — таких, как эта. Он очень стремился к взаимопониманию с окружающими его людьми, но его несчастное детство и зловещее наследство оказывали сопротивление его добрым намерениям. По правде говоря, у него были силы, чтобы перебороть скрытые инстинкты в своей душе, снять ту нагрузку, какой они для него были, но попытаться понять такую молодую девушку, как Винга, он был не в состоянии. Сейчас он чувствовал себя огорченным и вконец запутавшимся, а это было не лучшее настроение для ярмарки.
Винга в этот момент была словно бочка с порохом. Но взяла себя в руки, считая, что частично может понять трудности Хейке. Однако она знала, что так дальше продолжаться не может.
Она утащила его с собой в торговые ряды возле церкви Нашего Спасителя. Нашла небольшую тихую нишу, которая была отгорожена от шумящей толпы вертикальной кирпичной стенкой.
Настроена она была весьма решительно, но ее слова смягчила нежность в голосе и в глазах.
— Хейке, я больше не могу видеть это! Я имею право смотреть на красивых мужчин, тем более что они встречаются так редко! В большинстве своем они одинаково серое, скучное скопище похожих друг на друга пожилых и молодых стариков! Мне позволено также говорить то, что думаю, разговаривать с Нильсом и другими, и ты не должен воспринимать это с такой болью. Ты становишься ревнивым и мрачным, как только я…
— Я вовсе не ревную!
— Нет, ревнуешь, но по-своему. Ты относишься к себе чересчур самокритично, недооцениваешь себя так сильно, что я не выдержу этого! Не хочу провести остаток своей жизни, доказывая тебе, что ты прекрасен, что я люблю тебя. Это может убить самую сильную любовь. Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя? Не понимаешь, что мне приятно болтать с Нильсом и любить тебя? Нравится смотреть на красивых мужчин и любить тебя? Они не нужны мне. Мне нужен один лишь ты. Но я хочу иметь право жить и дышать. И быть честной, говорить вслух все, что я думаю. Ты же пытаешься подсунуть мне других, желая получить право на то, чтобы жалеть себя и жаловаться! Ты упрекаешь меня в том, что я веду себя непристойно, назойливо и показываю, что я жажду тебя, ты отталкиваешь и унижаешь меня, бросаешь в руки других, а сам становишься кислым и мрачным из-за того, что я смотрю на них или разговариваю с ними! Пока ты не прекратишь несправедливо ревновать меня, не откажешься от своих ничтожных, низких мыслей о самом себе, нам не о чем разговаривать!
Не успел Хейке открыть рта и сказать что-нибудь в свою защиту, как она покинула его и скрылась в толпе по другую сторону кирпичной стенки.
Впрочем, сказать ему было почти нечего, за исключением того, что она полностью права и что он вел себя как идиот.
37 
