199 
Движением колена он сломал ей позвоночник и повернулся, уже поднимая нож. Человек, который стоял у него за спиной, рухнул со вспоротым животом. Его внутренности выплеснулись в переулок.
Он ждал второго — женщины этого сорта обычно работают с двумя мужчинами. Он никогда раньше не видел, чтобы их было трое, и эта неожиданная опасность еще больше распалила его жажду.
Второй мужчина справа махнул рукой, но он заметил блеск лезвия и вовремя шагнул назад. Нож звякнул о стену. Третий подскочил к нему. Но получил удар сапогом в пах и рухнул к его ногам.
Мужчина справа замер. Теперь они были один на один. Лицо у него было совсем юношеское — и с храбростью юности он повернулся и бежал.
Он улыбнулся. Нет более заманчивой цели, чем голова бегущего человека. Он метнул нож. Мальчик несся со всей скоростью, на какую только был способен, но нож оказался быстрее. Он вонзился в цель с тупым звуком, и юный грабитель упал замертво.
Третий мужчина поднялся. Он был старше, сильнее, тяжелее и взбешен до предела. Хорошо.
Ударом ноги он сломал ему нос. Воя от боли и гнева, мужчина прыгнул вперед. Он увидел блеск стали и повернулся боком, а потом перехватил нападающего и сбил его с ног. Все произошло моментально. Это было великолепно; эта опасность, это безумие опьяняли его.
Он замечал все детали: одежда мужчины, маленькая прореха у него на плаще, его лысина, отражающая далекие огоньки, его сальные волосы, шрам на месте отсутствующего правого уха.
Выкручивая ему руку, он увидел кровь. Это его удивило. Он не зарезал его — пока. И это не могла быть кровь из его разбитого носа.
Очень редко ему доводилось испытывать столь острое удивление.
Он даже не сразу понял, что мужчина кричит от боли. Он швырнул его наземь и ногой припечатал его голову к булыжнику, одновременно выбив ему зубы.
Потом он сгреб его за сальные волосы и оттянул ему голову назад.
— Грабеж — опасное занятие. Пришло время расплачиваться.
— Мы бы тебя не тронули, — забормотал мужчина. — Только ограбили бы, ты, ублюдок.
— Ублюдок, вот как?
Тщательно, медленно, наслаждаясь каждой деталью, он перерезал горло противнику, которого только что победил.
Какое неожиданное наслаждение принесла эта ночь! Он поднял руки и сплел пальцы, чувствуя в воздухе квинтэссенцию смерти, ее шелковистую сущность. Она тянула его к себе.
Он был тем, кто завершает жизнь человека. Он был равновесием. Он был смертью. Он наслаждался, видя понимание этого в их глазах. Больше всего на свете ему нравилось греться в этих взглядах и видеть в них ужас. Только тогда он полностью осуществлял себя. Только тогда чувствовал себя неким завершенным целым.
Он стоял, покачиваясь в экстазе, и жалел, что это не продолжалось дольше. Жалел, что не удалось насладиться долгими криками. Крики — это лучше всего. Он жаждал их, нуждался в них, страстно желал их. Крики помогали ему осуществить себя, добиться цельности. Крики были нужны ему — не сам звук — он часто завязывал рот своим партнершам, — но попытка издать его и то, что они собой олицетворяли: ужас.
Но сейчас он не успел насладиться криками, и жажда его наполовину осталась неутоленной.
Он прошел в переулок и с удовольствием убедился, что не растерял навыков: парнишка валялся мертвым с ножом в затылке. Это было умиротворяющее зрелище.
Погруженный в океан ощущений, он вдруг осознал, что он почувствовал новое: боль.
Удивленный, он осмотрел свою руку и наконец обнаружил источник непонятной крови. Оказалось, что на плече у него длинный порез. Рана была глубокой. Ее требовалось зашивать.
Он едва не задохнулся от удовольствия.
Опасность, смерть и ущерб — все в одну ночь, в одной случайной встрече. Это было даже почти чересчур.
Голоса были правы, когда говорили, что ему надо идти в Эйдиндрил.
Однако он не получил того, в чем нуждался: длительный ужас, осторожная работа ножом, разгул крови, бесконечная, утонченная боль, оргия бешеного ножа — и только тогда смерть.
Но эфирные голоса обещали ему, что он получит окончательную победу, окончательное равновесие, окончательное слияние.
Они обещали ему окончательное достижение цели.
Они обещали, что он получит Мать-Исповедницу.
Его время близилось.
Ее время близилось.
Скоро.
Когда Верна положила Уоррену на лоб мокрое полотенце, он открыл глаза. Она с облегчением вздохнула.
199 
