Оба кивнули головой.
Если Элизабет рассчитывала, что Вемунд покажет ей весь дом, то она ошибалась. Ей удалось посмотреть только эту комнату, и это многого ей не открыло. Умелой рукой госпожи Окерстрем поддерживался безупречный порядок, мебель, очевидно, вытащили с чердака усадьбы Лекенес. Все казалось безличным, обычным, типичным для мужчины, которому нравится жизнь вне стен дома и которому, в общем-то, наплевать, какова обстановка дома.
Эта неожиданная мысль вызвала у Элизабет некоторое сочувствие. На самом же деле Вемунд Тарк не был мужчиной, вызывающим нежные чувства.
— Ладно! Пора расходиться, — коротко сказал он. — У меня больше нет времени на разговоры.
«Спасибо за дружескую заботу», — с иронией подумала про себя Элизабет и последовала за ним в экипаж.
Экипаж тронулся в путь. На одной из ближайших улиц они остановились.
— Итак, мы на месте, — сказал Вемунд. — Я оставляю тебя здесь…
— А разве ты не проводишь меня до дома? — спросила она в легкой панике.
— Нет, — сказал он строго. — Женщина, которая присматривала за Карин, все тебе расскажет. Будут трудности, найди меня! И в любом случае приходи ко мне завтра вечером.
— В каком часу? — успела она выпалить, прежде чем он сел в экипаж.
Явно раздраженный, он повернулся.
— Не знаю. Ну пусть будет в семь часов. Я пошлю госпожу Окерстрем тебе на замену, чтобы Карин не оставалась одна.
Он закрыл дверь и был таков.
Элизабет осталась стоять на узкой улочке, чувствуя, что ее из ворот оглядывает какой-то ребенок.
Она посмотрела на двухэтажный особняк, который на время должен был стать ее домом. Он был небольшим, но красивым и имел со вкусом разукрашенную дверь. Она вздохнула, решительно подняла свой багаж, оставленный кучером, и постучала в дверь.
Никто не отвечал.
После нескольких новых тщетных попыток она осторожно взялась за дверную ручку.
Дверь легко открылась, и она вошла в очень маленькую прихожую, выкрашенную в светлые, изысканные цвета.
— Есть тут кто? — осторожно поинтересовалась она.
В ответ не последовало ни звука. Спустя некоторое время она услышала, что кто-то шевелится в соседней комнате, и с опаской пошла туда.
Спиной к входу в комнату стояла женщина и чистила серебряную посуду. Элизабет кашлянула. Никакой реакции. Она подошла поближе так, чтобы та ее увидела.
Женщина вздрогнула и уронила соусницу, которая с грохотом упала на стол.
— Добрый день, — сказала Элизабет, приседая в книксене.
— А, это ты, — промолвила женщина невнятным голосом, типичным для глухих людей. Она внимательно посмотрела на Элизабет. — Вот и хорошо, теперь я смогу уйти из этого сумасшедшего дома. Да, я надеюсь, что ты знаешь, что тебе предстоит? Я же не желаю ни на секунду задерживаться в доме с этой ненормальной… дурой!
4
Сначала женщина показала Элизабет ее комнату, которая была просто, но со вкусом меблирована. Стены были выкрашены в синий цвет, и это делало бы комнату холодной, если бы не белые гардины и покрывало с узорами из роз. Дверные зеркала были разукрашены красивыми, мягкими красками. Ей стало даже любопытно, кто это так постарался.
После этого они осмотрели кухню, где она только в исключительных случаях будет готовить для больной и самой себя. Затем они прошли в гостиную и столовую и, наконец, поднялись на второй этаж.
— Здесь, наверху, живет она, — прошептала женщина. — Она самая что ни на есть сумасшедшая! Как хорошо, что я смогу отсюда вырваться!
На этаже чувствовался сильный запах духов. Они постучали в дверь, и звонкий голос произнес: «Войдите!»
Они вошли в уютную маленькую гостиную, из которой была видна типичная женская спальня.
Из-за туалетного столика, заставленного цветочными горшками, бутылочками и баночками, встала женщина.
Она была небольшого роста. Ее одежда была изящной, но очень старомодной. Вероятно, времен ее молодости. В ней было что-то, что отозвалось болью сострадания в сердце Элизабет. Может быть, это были небольшие кокетливые банты в ее седеющих волосах или, что более всего вероятно, это было выражение ее лица. Смущенная приветливость, девичье ожидание, пустота и бесконечная отрешенность от повседневного мира.
— А вот и новая девушка, госпожа, — прокричала женщина высоким, резким голосом, как будто окружающие слышали так же плохо, как она. — А я теперь ухожу!