Как он и ожидал, фру Карлберг легко поддалась внушению.
— О, я вижу его! Вижу! Он тут!
Энтузиазм ее мало-помалу стал угасать, тогда Натаниель взял и быстро изгладил этот образ из ее мыслей. Фру Карлберг открыла глаза и растерянно огляделась.
— Уфф! — произнесла она, вздрогнув, и поправила волосы. — Должно быть, до сих пор мне не удавалось его как следует рассмотреть. Как вы думаете, а что если я замахнусь на целый роман? Замысел у меня уже есть.
— Почему бы и нет? — ободряюще сказал ей Натаниель. — Только не ждите, что у вас тут же примут написанное. Могут пройти годы, прежде чем работа над рукописью будет окончательно завершена.
Уходя, он едва удержался, чтобы не засмеяться. Уж очень комичным получился у него образ «Короля-солнца». Вряд ли в то время встречались столь дряхлые и неряшливые старики. Бедняжка фру Карлберг!
Выйдя на улицу, он обнаружил, что Тува застряла в доме.
— Фру Карлберг, — прошептала Тува, чтобы не услышал Натаниель. — Кто вам помог найти ваше прежнее воплощение?
— Ой, я не знаю, можно ли… Я обещала не…
— Мне необходимо это знать Что-то — или вернее, кто-то —во мне ждет, чтобы я поступила, как вы. Это важно!
— Послание? — заговорщически шепнула фру Карлберг.
— Думаю, что да, — прошептала в ответ Тува. — Я не успокоюсь, пока не выясню, кем я была раньше.
— Понимаю. Да, но как же его звали? Йорансен? Нет. Сёльвесен?
— Где он живет?
— Я не знаю. Он был здесь проездом. Не совсем врач, но вроде того. Мне жаль, но я не могу вспомнить. Это было несколько лет назад.
— Ну ладно, — сказала Тува. — Меня ждет мой родственник. Вот мое имя и телефон. Если вы вспомните, как звали врача, позвоните мне!
— Обязательно, — пообещала фру Карлберг. Однако видно было, что она тут же обо всем позабыла, настолько ее поглотили мысли о собственном творчестве.
Представив Натаниелю и Туве свою собеседницу, Эллен объяснила им, кто такая Мэри. Натаниель живо ею заинтересовался и принялся задавать ей вопросы, на которые Мэри старалась добросовестно отвечать. Эллен стало ясно: конспираторские вопросы, которые задавала она сама, не очень-то пригодились бы в полицейском расследовании.
Натаниель хотел знать, как это существо было одето.
— Да как обычно, когда на море шторм. Брезентовая куртка, зюйдвестка. Высокие сапоги.
— Н-да, классическая экипировка привидений, — пробормотал Натаниель — А какого оно было роста, большого, маленького?
— В такой одежде любой покажется высоким.
— Верно. Ты сказала, что тебя охватил ужас. Почему?
— Как бы тебе получше объяснить. Дождя в тот день не было, море спокойное, с чего бы все это на себя напяливать? И потом, с него так и текло, ручьями. Я до этого слышала, как братья Странн рассказывали про призрак, а тут мы были прямо у корабельного кладбища, и на меня напал такой страх, что он повернется ко мне лицом!
— То есть у тебя было такое чувство, что это никак не может быть живым существом? Я имею в виду твою непосредственную реакцию?
— Да, я была совершенно в этом уверена.
Натаниель одобрительно кивнул. Ему нравилось, как отвечала Мэри. Может быть, она и ошиблась, и виной всему были взвинченные нервы, зато она сумела описать в точности все, что чувствовала. Это стоило многого.
Повернувшись к Эллен, Натаниель обнял ее за плечи.
— Ты приняла свою таблетку?
— Я как раз собиралась ее запить, у меня еще остался глоточек кофе.
В этот момент Тува показала на дверь и спросила:
— Кто это вошел, не один ли из братьев Странн?
Все повернулись к дверям. Тува же незаметно вытащила собственные таблетки против укачивания и опустила две из них в чашку Эллен. Она не желала больше видеть, как Натаниель млеет перед этой красавицей.
— Да нет, никакой это не Странн, — ответила Мэри. — Они, наверное, уже на судне.
— Не пора ли и нам? — заметил Натаниель.
Эллен быстро достала таблетку и запила ее кофе. Она поморщилась, как если бы кофе горчил. Тува исподтишка усмехнулась.
Они вышли на улицу.
Уже стемнело, — как-никак на дворе стояла глубокая осень, — ветер, похоже, крепчал. «Стелла» со скрипом терлась о край причала, в темноте ее дряхлость не так бросалась в глаза. Поднимаясь по трапу, Эллен ощутила, что навстречу ей словно бы хлынула волна недовольства.