239 
– У! – пробормотал тот сонно. – Не встану. Завтра поищем. – Он перекатился на живот, съежился. – Холодно. Жаль, костер нельзя. А так хочется…
Пламя столбом взвилось к небу, багровым заревом оповещая о себе окрестности. Сбрасывая со спины поклажу, испуганно шарахнулся грифон. Меридит едва успела отшвырнуть один из мешков со снаряжением, второй угодил прямо в огонь. Перепуганные спросонья девицы вскочили и с визгом умчались за бархан. Гном опалил бороду, эльф локоны. Огонь был таким жарким, что песок вокруг гигантского костра мгновенно оплавился, как от удара молнии. Чудо, что никто не пострадал серьезно.
– Это что такое? – стуча зубами, спросила сильфида. На нее напала нервная дрожь. И немудрено. Кому понравится задремать на прохладном морском песочке, а проснуться не то в жерле вулкана, не то в пасти дракона? Меридит криво усмехнулась:
– Я так понимаю: это Царь Народов. Больше некому.
– Повелитель возжелал – Царь Народов исполнил волю его! – откликнулось гулкое горное эхо. – Засим удаляюсь…
– Ну что на это сказать? – развел руками Орвуд. – Если и была скудная надежда, что орки нас не заметят, больше ее не осталось. С чем вас и поздравляю.
Так и не пришлось им поспать. Они были вынуждены бежать всю ночь, весь следующий день.
Отсыпались уже в Джайхене, заштатном портовом городишке, населенном мирно уживающимися шайтанами и людьми народности лахат. Вернее, около Джайхена, на пляже, под финиковой пальмой. Единственная в городе ночлежка для моряков кишела клопами, а эти насекомые вызывали у Хельги ужас, сравниться с коим мог лишь трепет перед экзаменом по теоретической магии.
Энка подобные нежности, неприличествующие воину, осуждала.
– Не понимаю, – ругалась она, – на комаров, слепней и прочую летучую дрянь тебе наплевать, даже морда не распухает. Когда вшей подцепили, тоже терпел. Скажи мне, пожалуйста, чего такого непереносимого ты находишь в клопах? Визжишь, как нежная фея!
Ответить внятно он не мог, но дело от этого не менялось, делить ложе с ночными кровопийцами подменный сын ярла отказывался категорически. Да и вообще, чего они забыли в портовых ночлежках? Грязь, вонь, духота, нехорошая зараза. То ли дело на берегу, вырыть в песке удобную ямку и отдыхать под плеск волн…
– Да, – изволила согласиться сильфида, жмурясь и потягиваясь, словно очень большая и не очень грациозная кошка, – хорошо! Нам с тобой хоть недельку такто поспать бы после гонки, скажи?
– Угу, – вздохнул Хельги мечтательно. – Хотелось бы…
– Ну что, едем? – торопил Орвуд поутру. Ему ночевка под открытым небом удовольствия не доставила, гномы – существа, склонные к агорафобии.
Меридит отрицательно покачала головой. Хельги и Энка пока не проснулись. Пусть выспятся как следует, а тем временем можно сходить в город, пополнить запасы. Орвуд заворчал было, но его опять никто не поддержал, и пришлось ему в общей компании отправляться на промысел. А Меридит осталась караулить спящих.
Не такто легко, оказалось, раздобыть пропитание в Джайхене. Совсем недавно город был основательно разграблен орками во время набега на земли империи. За орками пришли сумолы – вычистили все, на что не польстились предшественники. Благодаря океану голод не наступил, но недостаток чувствовался во всем. Цены взлетели до небес. Ломтик хлеба стоил как целая лепешка, десяток яиц – как прежде целая курица. Вздорожала даже рыба, много лодок было сожжено и разбито, не на чем стало выходить в море. Но и за большие деньги жители неохотно делились съестным с пришельцами.
Да, невеселым местом был Джайхен. Покосившиеся глинобитные хижины, тесные улочки, пропитанные кислым запахом помоев; ни свежий морской бриз, ни жаркий пустынный самум не в силах были развеять эту вонь, въевшуюся в каждый камень, в каждую песчинку. Кучи гниющих отбросов то тут, то там преграждали путнику дорогу, в них самозабвенно копошились полуголые детеныши шайтанов и людей, отгоняя чудом уцелевших кур. Мерный гул, рождаемый полчищами жужжащих мух, сытых, темносиних, вездесущих, висел над городом. И попробуйте в таком месте найти хоть чтонибудь, что не страшно взять в рот…
Бродя по глухим джайхенским закоулкам, они в конце концов заблудились. Положение осложнялось тем, что говорили местные жители даже не посехальски, а на собственном наречии, никому из путников не знакомом. К тому времени, когда они, измученные плутанием по раскаленному глинобитному лабиринту, выбрались на взморье, солнце начинало клониться к закату.
239 
