132 
Отсутствие скагалл сказывалось самым положительным образом: патрули рыскали вслепую, искали и не находили. Отвести глаза движущемуся наблюдателю проще простого. Это даже Меридит умела.
Так и добрались они до стен древнего Эттесса, и задумались. С одной стороны, нужна информация. С другой… Соваться в пораженный некромантией город – настоящее самоубийство для нелюдей.
– А давайте мы втроем пойдем, – придумала Ильза, – я, Рагнар и Эдуард. Мы же люди, нам не страшно.
– Однажды вы уже ходили втроем! – агрессивно припомнил Хельги. – И что из этого вышло?!
Оба принца смущенно потупились, а Ильза хихикнула:
– Трегерат избавился от Ирракшаны, а ты стал настоящим демоном. Плохо разве?
– Отвратительно! – ответил демон с чувством.
– Надо рассуждать логически, – сказала сильфида. – Если в Эттессе есть Монрад, значит, там нет Глома. Вот и не пойдем туда, пойдем дальше.
– Мы все идем, идем, – забрюзжал Орвуд, – и что толку?
– Может, стоит заскочить убить Монрада? На всякий случай? – засомневался Хельги. При всей его цивилизованности и образованности фьордингские замашки время от времени давали о себе знать, а те всегда были убеждены: лучше убить того, кого не надо, чем не убить того, кого надо.
– Какой резон его убивать? – не поддержала диса. – Убьем Монрада – появится другой наместник…
– Ну да! Убьем Глома – появится новый император. Философский вопрос о роли личности в истории. Что же теперь, вообще никого не убивать? Давай попытаемся решить проблему эмпирически. У нас есть все условия для проведения социального эксперимента.
– Вы иногда так непонятно говорите, – пожаловалась Ильза.
– Это у них от образованности, – пояснила Энка. – Умище наружу лезет.
В Эттесс они все-таки не пошли. Тройной кордон на входе не вдохновлял на проведение социального эксперимента. Но споры на этом не закончились. От Эттесса шли две дороги: западная, на Срединные герцогства, и восточная, прямехонько на Ольдон.
Эдуард, разумеется, рвался на родину при полной поддержке наемников. Что забыли в Ольдоне они, было неясно. Аолен решил, все дело в корпоративной солидарности.
Но Орвуд взбунтовался. Гном заявил: хватит блуждать по свету наугад. Пора дело делать. Того гляди, снег ляжет, а спасением Мира и не пахнет! Сказано, Глом в Срединных герцогствах, значит, надо идти туда. Ноги – они не казенные, чтобы бегать по всему Староземью взад-вперед, и все зазря. И так далее и тому подобное… И ведь в чем-то он был прав!
Стали бросать жребий. Три раза кидали монету, и каждый ваз выпадал Ольдон. Принц торжествовал. С Силами Судьбы никто спорить не станет.
Замерзшие, уставшие и голодные тащились они по эттесской предзимней слякоти в сторону границы. Пронизывающий ветер гнал с запада тяжелые, свинцово-серые тучи. Дождь переходил в мелкую, пакостную ледяную крупу. Деревья сбросили последние пожухлые листья, стояли унылые и голые, как скелеты. На лужах и озерцах появлялись первые ледяные иголочки. К полудню они таяли, но за ночь сливались в пластины. В темноте все чаще раздавался тоскливый волчий вой, животные начинали сбиваться в стаи.
Аолену тоже хотелось выть от нахлынувшей тоски, ощущения безысходности, тягостной обреченности. Осеннее вымирание природы всегда навевало на эльфов грусть. Но эта осень была особенно страшной.
Лес будто надел траур по всем своим исконным обитателям, безжалостно уничтоженным человеческой рукой. Черные тучи оплакивали их, скорбя. Что-то уже погибло в этом мире, что-то умирало прямо сейчас, и эльф, привыкший всей своей сущностью воспринимать природу как часть себя самого, отчетливо чувствовал: это навсегда.
Наверное, Аолен не был одинок в своих мрачных предчувствиях. Он заметил, как Меридит, глядя сквозь густую ледяную морось на смутные очертания безжизненно-голых холмов, на запорошенную инеем свежую виселицу с жалким – кожа, кости да лохмотья – покойником, медленно вращающимся по часовой стрелке, на рунный камень с надписью «Здесь был я», запачканной вороньим пометом, незаметно сжала руку Хельги, прислонилась к его плечу и чуть слышно прошептала: «Рагнарек!» Тот кивнул и тоже прошептал: «Фимбульветтер!»
На них испуганно вытаращилась чуткая Энка:
– Вы чего? Еще даже снег не выпал! Какая фимбуль… как ее?
– Веттер. Это мы так, иносказательно, – пояснил Хельги. – Тоскливо очень. Чувствуешь?
А вот Рагнар чувствовал одно: голод. Не мог его богатырский организм выдерживать двухдневные перерывы между обедом и ужином. Если только можно было считать их скудную еду обедом и ужином.
132 
