Руки Эльдара опустели. Никогда он не чувствовал себя таким бедным. Он словно владел огромным богатством и… потерял его в тот же самый момент, когда получил его.
Не все повстанцы приехали в Ромерике. Многие собрались под руководством своих лидеров вблизи дома, где проживал их фогд.
Скоро должно начаться.
Они ждали сигнала.
Троюродные братья из Линде-аллее ехали одни. Они пока еще не встречались с повстанцами, да и не хотели устанавливать с ними контакта. Они испытывали лишь одно желание: услышать что-либо новое о Виллему. Если такие новости о ней могли существовать. Если она еще жива. Никто пока не сообщал им таких воодушевляющих известий.
А вокруг Тубренна замкнулась сеть.
Множество глаз следили за кортежем губернатора, когда он на следующий день следовал по дороге.
В кортеже было не очень много людей. Горстка плохо вооруженных слуг. Этот губернатор жил неподалеку от Кристиании и не подозревал ничего дурного.
Но слухи легко распространялись, доходя и до посторонних ушей. Люди Льда уже слышали о восстании. И не удивительно, если фогды в Ромерике тоже кое-что знали о нем.
Они посовещались между собой и к одиннадцати часам вместе со всеми своими людьми выступили в направлении Тубренна.
Повстанцам об этом не было известно.
Не знал об этом и Эльдар, который ухитрился связаться с точильщиком.
Встреча была продолжительной. Эльдар передал полученные от Виллему сведения о приезде губернатора, рассказал поразительную новость о подвале с рабами. Точильщик не удивился. В округе ходили слухи, но каждый говорил по-своему. Однако никто не знал, что обращаются с людьми столь безобразно.
Собственный сын хозяина? Омерзительно! Но неудивительно.
Эльдар получил очередные инструкции. Наряду с этим и Виллему получила указания.
Они встретились под деревом после трех часов дня. Погода не улучшилась, скорее наоборот. Днем снегопад усилился, видимость ухудшилась, а мороз стал спадать.
Виллему провела тяжелую ночь.
Поцелуи Эльдара все еще горел на ее губах, она никогда не сможет забыть его. Это было чудесно. И в тоже время она желала, чтобы он никогда ее не целовал. Сейчас ее охватило такое волнение, что она не могла ни заснуть, ни ясно думать. Тело ее тягостно и глухо тосковало по его телу, и она в мечтах о нем металась по кровати всю ночь. Она испытывала к нему отвращение за его грубость и страстно желала его, изъедаемая томлением, которое мог утолить только он с его грубостью.
«О, Боже мой, – убивалась она. – Я хочу вернуться в Элистранд. Детский и наивный. Препираться там с Домиником и Никласом, с Ирмелин и Тристаном, с Лене, сжать в объятиях маму и папу, бабушку Сесилию и дедушку Александра. О, нет, он же умер! Моего любимого, необыкновенного дедушки Александра больше нет. Я была у него в последний раз летом два года тому назад. Он был уже такой старый. Семьдесят пять лет. Я влезла к нему на кровать. Он обнял меня и просил хорошо относиться к маме и папе. Исполнила ли я его завет?» Виллему горько заплакала, не осознавая, где она находится. Плач не ослаб, когда она снова поняла, что она в Тубренне вместе со всеми его ужасами.
Итак, она встретилась с Эльдаром во дворе поместья под деревом. Он был смущен, сбит с толку, казалось, что он никогда не видел такой красоты. После того, как он вытер скамью, они сели. У них было, что рассказать о событиях этого дня.
– Виллему… Сейчас начинаются серьезные дела, кровавые.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она бесстрашно.
– Сегодня ночью начнется.
Она тяжело задышала.
– Восстание?
– Да. Оно начнется здесь.
– Как?
– Не беспокойся об этом! У нас с тобой другая задача.
– Надеюсь, вопрос идет не о убийствах? В этом я не хочу участвовать.
– Нет, наоборот. Мы будем спасать жизни.
– Прекрасно! Как?
Прямо на него смотреть у нее не хватало смелости. А он также старался избегать ее взгляда. Это было непохоже на него и приносило ей боль.
– Задача наша такова. Ты и я начинаем.
Сердце ее заколотилось.
– Это звучит ужасно. Как же?
– Когда пробьет двенадцать, нас на поле вон там за деревьями, видишь, будет ждать двуколка и телега.
Виллему бросила взгляд в указанное направление и кивнула головой.
– В них мы увезем всех живущих в подвале из поместья в пастушескую избу точильщика, расположенную в горах.