– Бог дал нам вновь встретиться, – сказала Леонарда. – Да святится имя его, и пусть этот дом, в котором ты будешь отныне жить, принесет тебе счастье! А оно к нам обязательно вернется, раз мы вместе!
И она снова обняла свою любимицу. Этьен Ле Пюэлье и его жена Перонелла, которые служили в этом доме управляющим и кухаркой, тоже растрогались, увидев свою молодую госпожу, к которой они испытывали самые дружеские чувства. Что касается Флорана, бывшего ученика банкира Нарди в Париже, он служил теперь здесь садовником и был правой рукой Этьена. Скрестив руки, он смотрел на Фьору все теми же влюбленными глазами, не стесняясь слез.
Только кормилица Марселина, еще не видевшая матери ребенка, которого она вскармливала своим молоком, была несколько сдержанна, сказав, что она рада возвращению «мадам графини», но при этом взяла маленького Филиппа из рук Хатун, бросив на нее недобрый взгляд. Видя, что ее бывшая рабыня надулась, Фьора поняла, что здесь ее могут ждать трудности. Чтобы разрядить обстановку, она воскликнула:
– Дайте-ка я подержу Филиппа немного, Марселина. Я ведь не видела сына столько месяцев!
– Он же тяжелый, госпожа графиня, – сказала кормилица. – И потом, вы устали с дороги.
– У меня достаточно сил, – ответила Фьора. – Я так давно мечтала прижать малыша к груди.
И с гордостью держа сына на руках, она направилась к дому, в котором уже скрылась Перонелла, пообещавшая, что она приготовит потрясающий ужин. Леонарда и Хатун сопровождали Фьору, словно почетный эскорт, а Этьен и Флоран занялись уставшими лошадьми.
Леонарда не отрывала глаз от Фьоры, словно боялась, что та исчезнет, как сон, в последних лучах заходящего солнца. Было видно, что ей не терпится задать ей множество вопросов. И она не смогла выдержать долго:
– Откуда ты приехала, моя голубка?
– Вероятно, я удивлю вас, Леонарда, но я еду из Флоренции, где встретила нашего друга Коммина. А сопровождал нас Дуглас Мортимер.
– Из Флоренции? Но почему вы вернулись туда, ведь там вам грозит опасность?
– Нет, многое изменилось с тех пор. Мне так много нужно рассказать вам, что я и не знаю, с чего начать!
– Самое лучшее – с начала, с похищения!
– Конечно, но... – тут Фьора понизила голос, – ...то, что мне пришлось пережить за эти месяцы, не каждому расскажешь. Потерпите до вечера, пока мы не останемся вдвоем. Но и вы должны ответить мне на вопрос, который мучает меня со дня отъезда из Италии. Знаете ли вы, где Филипп?
– Филипп? Да он у вас на руках!
Прижавшись к кудрявой головке сына, Фьора с нежностью поцеловала его.
– Я спрашиваю не о нем, Леонарда, а о его отце.
Глаза старой девы расширились от испуга, смешанного с тревогой, и Фьора без труда поняла: ее кормилица, заменившая ей мать, подумала, не тронулась ли Фьора умом.
– Не волнуйтесь, я не сошла с ума! Просто я вижу, что вы, так же как и я совсем недавно, считаете, что моего мужа нет в живых. Я тоже так думала, пока не встретила Коммина. Это от него я узнала правду.
– Какую правду?
– Казнь моего мужа была остановлена в последнее мгновение, и Филипп живым сошел с эшафота. Но вот куда он делся потом? Этого Коммин не смог мне сказать.
Леонарда нахмурилась и, положив свою руку на руку Фьоры, словно желая уберечь ее от опасности, тихо сказала:
– Или же не хотел сказать. Будьте осторожны, дитя мое! Речь может идти о государственной тайне, известной одному королю! Может, поговорим об этом за закрытыми дверьми? Некоторые слова не должны разноситься по ветру.
– Вы правы! Поговорим об этом позже, – согласилась Фьора.
И прижимая к своей груди малыша, который что-то весело лопотал, Фьора пересекла наконец порог своего дома, увитого барвинком, и почувствовала запах жареной курицы.
Она решила, что сегодня вечером все отужинают на кухне, несмотря на возмущенные протесты Перонеллы, которой хотелось, чтобы Фьора сразу же почувствовала себя здесь хозяйкой. Но Фьора и слушать ничего не хотела.
– Я так долго мечтала вернуться в этот дом, – сказала она, – но без вас он просто пустая раковина, а мне так хочется видеть всех рядом с собой. И потом, Перонелла, я не раз обедала в знаменитых дворцах, но никто не сравнится с вашей стряпней.
Они уселись за длинный дубовый стол, натертый воском, застеленный нарядной скатертью, который Флоран украсил букетом роз и барвинком. Перонелла расстаралась, приготовив паштет из осетрины, угря и рябчиков. Затем подали сосиски в панировочных сухарях, изумительное жаркое из молодого кабанчика с красной смородиной и вкуснейшие пирожки. Трапезу довершали различные виды варенья и бланманже с карамелью и миндалем, различные сыры, нарезанные тонкими ломтиками, подавались прямо на виноградных листьях. Этьен, конечно, спустился в подвал и принес оттуда несколько кувшинчиков лучшего вина.