Ее глаза засверкали.
— … и ты должен знать: я не застенчивая фиалка!
Он смущенно засмеялся.
— Нет, этого я никогда и не ждал от тебя. Нет, Виллему, мы не сможем обладать друг другом…
— Но можно притворяться… — с мольбой в голосе произнесла она и попробовала рассмеяться, но смех застрял у нее в горле. — Я хочу помечтать, Доминик. Помечтать о том, что мы выйдем отсюда живыми и сможем жить как муж и жена, что ты заключишь меня в свои объятия…
Доминик застонал.
— Не надо, будь добра…
— Но я же не стыдлива. Посмотри, какие у меня ужасные родимые пятна!
Без всяких церемоний она подняла юбки, так что в полумраке забелело ее бедро.
— Господи, Виллему! Ты делаешь это, чтобы соблазнить меня?
Она удивленно вскинула голову.
— Нет, просто я не хочу, чтобы ты покупал кота в мешке.
Совершенно сраженный ее доверчивостью, он попытался выдавить из себя хоть что-нибудь.
— Это могут быть твои ведьмовские знаки, Виллему… Как же нам выбраться отсюда?
Она не слушала его.
— Доминик, а ведь ты довольно волосатый!..
От него не скрылось восхищение, звучавшее в ее словах.
— Таковы все мужчины из рода Людей Льда. И к тому же в моих жилах течет южно-французская кровь. Тебе это не нравится?
Она растерянно моргала, не в силах оторвать взгляд от его груди. Она и до этого видела его раздетым, но раньше она не хотела замечать этого, настраивая свои мысли на другое. Но теперь он сам заговорил о чувствах.
Доминик был сложен божественно: натренированное тело, ни одного фунта лишнего веса, прекрасное лицо, удивительные глаза…
— Не нравится? — механически повторила она. — Наоборот! Меня это радует…
Он улыбнулся.
— Так же как и меня, когда ты поднимаешь юбки!
Виллему смущенно опустила глаза. Их общение теперь обрело новый тон, новый оттенок, новую атмосферу, новую значимость.
— Виллему, — после долгого молчания спросил он. — О чем ты хотела мне рассказать?
— О горном короле… — невольно вырвалось у нее, пока она еще не собралась с мыслями.
— О горном короле? — с улыбкой произнес он. — В связи с чем?
Она закрыла руками лицо.
— Ах, нет, Доминик, ты не должен насмехаться надо мной!
— Но я и не насмехаюсь, — смущенно ответил он. — Просто это удивило меня.
— Во всяком случае, сейчас я не могу рассказать тебе об этом. Видишь ли, все это было так хрупко и так чувственно… И, возможно, я бы решилась рассказать тебе об этом именно сейчас, когда я возбужденна твоим присутствием, но твоя усмешка разрушила все.
— Виллему, прошу тебя!
— Нет, забудем про это!
— Но я же люблю тебя!
— В самом деле? И тебя не смущает то, что они меня обстригли? — спросила она, смутившись, как это бывало с ней в детстве, когда ее представляли строгим гостям.
— Нет, ты просто очаровательна с такой короткой стрижкой. Тебя только нужно немного подровнять. Тебе это даже идет.
— Это звучит странно. Я раньше никогда не видела женщин с короткими волосами, если не считать той старой воровки, которую остригли в виде наказания. Но она была совсем старой. Это же так стыдно, Доминик, посторонние не должны видеть это…
«Никто из посторонних больше и не увидит этого… — с горечью подумал он. — Она говорит так, будто у нас впереди вся жизнь. Неужели она не понимает? Нет, она все понимает! Просто это ее способ поддерживать волю к жизни и избегать отчаяния. И я должен помочь ей».
— Виллему… Где бы ты хотела жить? В Норвегии или в Швеции?
— Там, где ты, — тут же ответила она. Он улыбнулся.
— Я бы сам с удовольствием жил в Норвегии, но я связан со Швецией незримой нитью, — с семейством Оксенштерн. Они не захотят расставаться со мной. И к тому же я состою на службе, я королевский курьер. И, кстати, на какие средства я мог бы жить в Норвегии?
— Ты же можешь купить весь Элистранд! Это стоит того, чтобы жениться на мне!
— Глупышка, — рассмеялся он. — Ты, что, хочешь, чтобы тебя купил какой-нибудь горожанин? Я же не крестьянин, мой друг! Говорят, Габриэл Оксенштерн ходатайствует перед Его Величеством, чтобы дать дворянский титул отцу и мне за наши заслуги перед шведским государством. Не то, чтобы наши услуги были так уж велики, но все-таки это приятно!