Особенно,... 
95 
После завтрака, сменив дорожные костюмы на парадные, тщательно отутюженные расторопной прислугой, отправились ко двору — Амалия Леопольдовна вызвалась их проводить, благо, идти было совсем недалеко, дом фон Корна стоял почти у самой замковой площади, украшенной каскадом и немного страной скульптурной композицией с двумя бородатыми старцами, оленем и младенцем — Удальцев не совсем понял, что она изображает. «Должно быть, какая-то аллегория» — догадался он.
Замок, выстроенный на французский манер и облицованный светлым песчаником, Титу Ардалионовичу тоже понравился — величественный снаружи, сияющий великолепием изнутри. Но после печального «знакомства» с его императорским величеством, государем Павлом Ивановичем, персона герцога Мекленбургского вызывала у него беспокойство: всё-таки, родня, мало ли…
К счастью, германский правнук убиенного императора Павла на российского внука не походил ни внешностью, ни манерами. Лицо имел умное и благородное, в разговоре был обходителен и приятен. И не прав оказался Роман Григорьевич утверждая, что герцог его даже не вспомнит. Очень даже вспомнил: «Роман Ивенский? О! Неужели вы есть то милое дитя, что поздней осенью свалилось в холодные воды каскада, вылезло мокрое насквозь, вежливо отрекомендовалось и спросило, нет ли у меня под рукой полотенца? Мы нередко вспоминаем тот забавный случай…» «Так точно, это был я», — смущённо признался Роман Григорьевич, прежде и не подозревавший, какую сомнительную славу о себе оставил. Герцог отечески похлопал его по щеке: «Ах, как вы выросли!», присутствующие дамы заулыбались, аудиенция прошла в обстановке лёгкой и непринуждённой, без дворцового официоза. Его королевское высочество обещало передать генералу Ивенскому ответное послание, в беседе упомянуло ещё несколько общих знакомых, и уж конечно, не обошлось без главного вопроса — о здравии несравненной Prinzessin Blochinska. Дело в том, что несколько лет назад, ещё не будучи вдовой, но уже очень тяготясь супружеством, Аграфена Романовна довольно долго гостила у двоюродной сестры, и визит этот не остался незамеченным при дворе.
…Аудиенция завершилась около двух часов пополудни. Покинув замок, Ивенский с Удальцевым довольно долго бродили по заснеженным тропинками парка и живописным городским улочкам без всякой цели — один вспоминал детство, другой просто любовался картинами чужой жизни, так не похожей на привычную российскую.
Потом был обед в доме фон Корнов, пришедшийся очень некстати. Блуждая по городку, они постоянно натыкались то на булочную, то на кондитерскую, то на бакалейную лавку, и в каждой Тит Ардалионович непременно должен был что-то попробовать: горячую колбаску с горчицей, бисквитный рулет с повидлом, круглую белую булочку, обещанное мороженое — и не упомнишь всего, что было съедено в тот день. За стол садились сытые «как дураки после поминок» — так образно охарактеризовал их состояние Роман Григорьевич. Но тётушка Амалия Леопольдовна выразительно взглянула на своего «изящного» племянника, и тоном, не терпящим возражения, объявила, что уважает лишь тех молодые людей, которые умеют есть много и часто, потому что именно эти они отличаются от барышень.
— Разве? — удивился её супруг, пряча улыбку. — А мне всегда казалось, что совсем другим…
— «Другим», милый мой, отличаются самцы от самочек! — парировала гофмейстерина без малейшего смущения. — А мы говорим о юношах и девушках, это куда более тонкая материя! — что поделаешь, баронесса фон Крон была натурой незаурядной и всегда отличалась парадоксальностью суждений.
Ну, кое-как отобедали.
Зато потом было новое развлечение — семейное.
За окном сгустились ранние зимние сумерки, зажглись газовые фонари, в их подрагивающем свете весело закружились крупные белые хлопья — начался снегопад.
— На ярмарку! — объявила Амалия Леопольдовна, и ответом ей был счастливое девичье повизгивание, показавшееся Титу Ардалионовичу по-немецки сдержанным и деликатным — его многочисленные сёстры в минуты радости визжали гораздо громче.
И снова не пришлось далеко идти — в Кленове всё было рядом. От ратуши свернули налево, и оказались на улице не такой широкой, как Замковая (или, по-здешнему, Шлоссштрассе), но оживлённой, нарядной, ярко освещённой праздничной иллюминацией. Проезжая часть её на время зимних гуляний была отдана пешеходам, а по бокам вытянулись два длинных ряда домиков-прилавков под яркими полосатыми навесами из парусины. И какого там только не было товара! Тит Ардалионович сам не заметил, как в руках его образовалась прехорошенькая плетёная корзиночка с кружевной оторочкой и крышкой (для матушки) и принялась стремительно наполняться всякой всячиной. Нашли в ней своё место и курительная трубка (для папеньки), и несколько маленьких фарфоровых куколок (для сестриц), и деревянные фигурки в виде домиков, деревьев и зверей (для братьев), и завезённый из далёкого Зайффена подсвечник, изображающий бородатого горняка (для себя, очень уж понравился).
95 
