…Милейший Аполлон Владимирович явился незамедлительно и твёрдой рукой навёл порядок. Извлёк из-под порога какую-то дрянь, потянул носом: «О-о! Аронничком попахивает!», снял с тела скатерть, объявил заговорщицу живой, но не совсем, и, внимательно изучив её левую ладонь, велел увезти в тюремный лазарет для последующего расколдовывания. Намеревался отправить в лазарет (обычный, не тюремный) и Ивенского с Удальцевым, хоть они и были живы «совсем». Но те отговорились, что им некогда.
— Ивана Тихоновича на вас нет! — усмехнулся маг, махнув рукой. И посоветовал, — На глаза ему не попадайтесь в ближайшие дни… Кстати! Роман Григорьевич, отчего же вы сразу не сказали, что родились ведьмаком? Зачем было скрывать? — глаза Ивенского ещё не успели утратить своей благоприобретённой «зеркальности», поэтому ведьмачья природа его была, в буквальном смысле слова, налицо.
— Я не скрывал, я сам узнал не так давно… Но хвоста у меня нет, вы не подумайте дурного!
Последнее замечание агента Ивенского господин Мерглер снисходительно списал на его болезненное состояние. И дал ещё один совет:
— Вам, Роман Григорьевич, не повредило бы сотворить на днях какое-никакое злодейство.
— В каком смысле? — опешил тот.
— В самом прямом. Посевы, к примеру, потравить… хотя, какие зимой посевы? Дождь в покос тоже отменяется. Остаётся одно поветрие.
— К… какое поветрие?
— Моровое, разумеется, какое ещё? — очень своеобразное чувство юмора было у господина Мерглера. Хотя, на этот раз он почти не шутил.
— Что за чушь? — рассердился агент Ивенский. — Я не стал бы наводить моровое поветрие, даже если бы умел. Но я, к своей радости, не умею!
— Жаль, — с искренним сочувствием вздохнул милейший Аполлон Владимирович. — И вам бы только на пользу пошло, и окружающим тоже.
…Тит Ардалионович самозабвенно страдал уже вторые сутки кряду, и бедному Роману Григорьевичу приходилось его страдания выслушивать.
«Отчего она так поступила, ведь мы пришли к ней с добром? Отчего же она отплатила нам злой неблагодарностью? Неужели у неё такое чёрное сердце? Или она была околдована, и исполняла чужую волю? Или просто меня не поняла? Быть может, я не нашёл нужных слов или не успел их сказать?» — случившееся он помнил смутно, вроде бы нёс что-то про любовь, про Индию… Должно быть, бедная девушка приняла его за умалишённого и испугалась! Это он во всём виноват!
Ивенский утомился уговаривать: «Ни в чём вы не виноваты. Да, у неё чёрное сердце фанатичной заговорщицы. Нет, она не была околдована и поступала по своему собственному разумению. И всё она прекрасно поняла, вы были вполне доходчивы… Почему хотела нас убить? Вообразила, что мы единственные, кто знает её тайну. Убила бы, тела спрятала — и концы в воду… А от бегства отказалась потому, что считала нужным оставаться на родине. Должно быть, не знала, что Кощей уже убит, её услуги архату больше не потребуются… Ну, и что изменилось бы, если бы вы ей об этом «сразу сказали»? Неужели вы готовы связать свою судьбу с женщиной, способной хладнокровно прикончить вас в любую минуту? Даже к лучшему, что нам открылось её истинное лицо…
И не надо ходить к ней в лазарет, её ещё не расколдовывали… Да, узнавал: на той неделе, не раньше… Нет, живая вода не поможет, она лечит болезни, а не чары, и вообще, не исцеляет грешников. Да и не о чем вам с ней говорить, только сильнее расстроитесь… Нет, сможете. Живут люди и с разбитым сердцем, я сам тому, простите за каламбур, живой пример… Забудете рано или поздно, уж поверьте… Нет, спасать её снова мы не станем, первого раза было достаточно… Ну, хорошо, одну встречу я вам устрою, когда очнётся. Но не раньше, чем изловим архата. Так что работать, работать, это в ваших же интересах… Как — что делать? А Паврин и Мыльнянов? К ним мы, хвала богам, нежных чувств не питаем. Найти, взять, допросить по-хорошему!.. Ого, ещё как скажут! Все говорят, когда допрашивают по-хорошему!.. Как искать? Тит Ардалионович, ну что вы как маленький? Право, вы стали туго соображать на нервной почве! Надо разослать запросы по университетам, оккультным училищам и прочим учебным заведениям, где готовят колдунов либо магов… Ничего не сто лет! Составьте текст запроса, отнесите Мерглеру, он сделает, что нужно.
Текст запроса Удальцев составлял ровно три часа — мысли постоянно куда-то уплывали, путались. Роман Григорьевич его не торопил — занят делом, почти не плачет больше, не винит себя облыжно — и то хлеб. Тем более, что то же самое поручение было дано Листунову. Пальмирец справился с ним в считанные минуты, и из Хазангского университета уже пришёл ответ: Паврин Модест Матвеевич числился студентом выпускного курса факультета теоретической и прикладной магии. К тому часу, когда эпистолярное творение Удальцева, густо пестреющее помарками и слегка окроплённое слезами, легло на стол удивленного господина Мерглера (Роман Григорьевич как раз отвлёкся и не успел вовремя перехватить), хазангская полиция уже получила приказ о поимке опасного заговорщика.