Нижняя губа у Анны-Греты начала дрожать. Но она еще сохраняла свой грубоватый, немного дерзкий тон.
— Вы не должны в это верить, господин Вендель. Вспомните, что я — единственное существо женского пола, которое вы видели здесь в округе. У вас не было выбора.
— Чепуха, — сказал он мягко. — Моя дорогая матушка притащила сюда двух-трех барышень, которые, по ее мнению, подходили мне. Их разговоры чуть не уморили меня. Одна из них давилась словами всякий раз, когда ей приходилось говорить об элементарных вещах, например, о том, что она шла или играла в мяч. И все потому, что она боялась ранить меня. Другая пищала что-то немыслимое, вроде: «О, так страшно потерять обе ноги! Я полагаю, что если бы была только одна… Я полагаю… А как ты надеваешь на нее башмаки?» И: «Правда, что ты жил среди варваров?»
Анна-Грета не могла удержаться от смеха. С легким оттенком отчаяния.
— Анна-Грета, послушай! Семь лет я обходился без физической близости с женщиной. Я мог бы обойтись еще семь лет ради такого. Но мы с тобой хорошие товарищи, не так ли? Не принимать же всерьез твою брань насчет моей интеллигентности и мужской силы суждений? Потому что, если ты не выносишь меня…
Тут она разразилась протяжными рыданиями.
— Не люблю? Не выношу? Да я же вас так люблю, господин Вендель, как… я… Я могла бы умереть, чтобы дать вам немного радости в жизни. Но вы понимаете, это моя манера — швырять плохие слова в того, кого я особенно ценю.
— Я вполне это понимаю, — сказал растроганный Вендель. — А теперь закрой дверь, побудем немного одни!
Пока она поспешно выполняла его приказ, он доковылял до широкой кровати с балдахином. Анна-Грета, лихорадочно стаскивая через голову передник, остановилась и неуверенно спросила:
— Я должна?..
Вендель, который, собственно, не собирался заходить далеко так скоро, но хотел попытаться завоевать ее терпением и нежностью, спокойно ответил:
— Мне кажется, ты должна.
Потому что ни за что на свете он не хотел ее смутить. Анна-Грета просияла и моментально стянула с себя одежду. С чуть запоздавшим смущением она тотчас же забралась в постель и исчезла под одеялом так быстро, что он едва успел взглянуть на нее.
«Она так же непосредственна, как и те девчонки, — думал он с восторгом. — Но здесь у меня преимущество в том, что я могу с ней говорить. А также в том, что беседа занимательна и возбуждающа».
Удивительно скоро он заметил, что жил много лет как монах. Мысль о пышной наготе Анны-Греты под одеялом оказала на него отличное воздействие. Возбужденный и смущенный одновременно, он сидел к ней спиной и снимал с себя одежду.
— Не могу сказать, как я рад тому, что ты встретилась на моем пути, Анна-Грета, — хрипло пробормотал он. — Я верю, что мы заживем вместе прекрасной жизнью. Когда-то очень давно я мог шутить и жонглировать словами так, как делаешь ты. Затем я об этом забыл. Забыл на многие годы. Теперь я словно освободился из тюрьмы со стенами, сложенными из опасностей и забот. Господи, я впервые смотрю вперед, радуюсь жизни. Потому что ты мне доверяешь. Я могу чувствовать себя уверенно с тобой, не так ли?
— Конечно, господин Вендель… Вендель, я хотела сказать. Нельзя же говорить «господин» мужчине, с которым имеешь интимные отношения.
Вендель засмеялся и упал в ее объятия. О, это было чудесно, она была такой горячей и щедрой женщиной!
— Анна-Грета, я думаю, что серьезно влюбился! Наконец-то. А мне уже казалось, что не смогу испытать такого сильного чувства к какой-либо женщине. О, я буду к тебе добр. Я все сделаю для тебя, моя любимая, любимая!
Она блаженно улыбалась, позволяя ему делать с ней то, что он хотел. Но она остерегалась говорить что-либо о детях. Анна-Грета хотела подарить ему много детей. Но она знала, что перед его глазами постоянно будет маячить тень, которую она не в силах прогнать. Она знала, что ей выпадет много тяжелых минут, когда он будет сравнивать ее детей с тем, которого он никогда не увидит. И она будет тогда чувствовать себя обиженной за своих детей. Но это была цена, которую она должна была заплатить. И она платила ее охотно, чтобы быть с тем, кого она любила больше всех на свете!
Вендель отказался переехать с семьей Корфитца Бека на другое место. Здесь был его дом, и он считал, что они сделали достаточно для рода Корфитца, начиная с далекого прошлого. Кристина не была с ним согласна, она осталась с Беками. Теперь она знала, что Вендель устроил свою жизнь. В более надежные руки, чем руки Анны-Греты, он не мог бы попасть. Ни секунды не раздумывала Кристина о простом происхождении своей невестки. Для нее значение имели человеческие качества. В том, что он остался здесь жить, заключалось другое преимущество: его бабушка по матери Лене имела недалеко свои владения.