.
Очередная сказка о Золушке 
59 
И она решила, что самое лучшее для нее — сидеть так.
Александр опять закричал, снова очнувшись из-за сурового обращения Тарье.
— Ну, ну, — сердито говорил юноша. — Тебе следует знать, Александр, что в прошлом году я зашивал рану одной маленькой девочке. И она перед этим не выпила ни капли, в отличие от тебя. Она даже не пискнула! Ей было всего лет десять!
Александр грубо и изощренно выругался, но больше уже не кричал.
Когда все кончилось, Сесилия вошла.
Тарье сказал, что первые дни он должен лежать на животе. Сам же он пробудет у них еще неделю, хотя опасность и миновала.
Она села на корточки перед Александром, стараясь побороть свое смущение после услышанных ею бранных слов.
— Привет, — мягко произнесла она.
— Привет, — ответил он, все еще чувствуя в теле жар. — У вас все это здорово получилось.
— Чего не сделаешь ради тебя! — шутливо произнесла она. — Теперь ты можешь отдохнуть. Кто-нибудь всегда будет рядом.
— Спасибо.
И она начала свое первое дежурство. Тарье лег спать на ее кровать.
Возле постели Александра горели две свечи. Сесилия сидела, глядя на его затылок, на темные волосы, слегка вьющиеся на шее.
«Теперь он знает это, — думала она, мысленно подбадривая себя. — Я раскрыла свои карты. Я должна была сказать ему это, ведь он умирал, думая, что совершенно одинок в этом мире. Возможно, это было глупо с моей стороны! Ведь это ничуть не обрадовало его! Он был целиком поглощен своей болезнью. Ему будет просто жаль меня. Но я чувствовала, что должна была сказать ему это, мое желание шло изнутри. Но он рад, что я здесь, хотя, потеряв ребенка, больше уже не нуждаюсь в его поддержке, а сам он никогда больше не ступит на опасный путь. Он был рад, он сам говорил мне об этом. И он беспокоится обо мне, пусть даже самую малость. Как друг. Хорошо, что я не открыла ему мои более тайные мечты — мечты о нем в тихие ночные часы! Всему виной запретная тоска — а этого он мне не простит. Подумать только, неужели такая странная дружба между мужчиной и женщиной в самом деле может существовать? Думаю, что нет. Рано или поздно обнаружится грань между его дружбой и моей любовью. И тогда все будет кончено. Тогда между нами останутся лишь беспросветные муки и холод со стороны другого».
Несколько дней состояние Александра было критическим, у всех в Габриэльсхусе нервы были напряжены до предела — и в первую очередь у Сесилии. Но постепенно ему становилось лучше. И через десять дней Тарье сказал, что уезжает, потому что рана стала заживать.
Тарье сидел и писал письмо, когда вошла Сесилия. Она хотела спросить о чем-то Александра, но вместо этого сказала:
— Кому это ты пишешь? Мете?
— Нет, — улыбнулся Тарье, закрывая рукой лист бумаги. — Одной молодой даме!
— Неужели, Тарье? — изумилась Сесилия. — Как это замечательно! И кто же она, как она выглядит?
Он положил голову на подставку для письма и задумался.
— Она очень хорошенькая. У нее длинные темные кудри, большие, красивые глаза и полный, очень решительный рот. Она похожа на лепесток цветка.
— То, что ты говоришь, просто фантастично! Она из хорошей семьи?
— Урожденная графиня, живет в очень богатом замке.
— Вот это да! А какой у нее характер? Решительный?
— О, да! Почти надоедливый, можно сказать…
— Твои слова меня просто шокируют.
— И еще у нее часто течет из носа.
— Но, Тарье…
— Ей скоро будет одиннадцать лет.
Сесилия уставилась на него. Его глаза игриво сверкали. И тут она расхохоталась.
— Ах ты негодник! Ты просто дурачишь меня! А я-то радовалась, думая, что ты, наконец-то, нашел себе девушку!
— Наконец-то? Но мне всего девятнадцать лет!
Сесилия сразу стала серьезной.
— Ты всегда был взрослым, Тарье.
Улыбка исчезла с его лица.
— Да, это так. Дед сделал меня взрослым много лет назад.
— Да. Ты получил наследство Людей Льда. Слишком рано. Но он знал, что скоро умрет.
— Да. И он научил меня множеству тайных навыков, рассчитанных на взрослого. Но окончательно я стал взрослым, когда умерла Суннива. Когда родился Колгрим. Тогда и закончилось мое детство, Сесилия.
Она кивнула:
— Меня не было тогда дома. Но, думаю, я не смогла бы пережить все это.
— Нет. Это было так, словно… словно сам страх ворвался в этот проклятый мир. Такое ощущение было тогда. Что-то кошмарное, будто на меня навалилось безысходное горе… нет, я не могу объяснить это чувство. Я тогда перепугался до смерти, Сесилия. Хотя потом Колгрим изменился.
59 
