Последние отзывы

  51  

Она стала щипать пальцами его ногу, сантиметр за сантиметром, от стопы до бедра. Никакой реакции не последовало.

— Ты только наставишь мне синяков, — заметил он. Но Сесилия не останавливалась.

— Согни пальцы, — сказала она.

— Не говори глупости.

— Согни пальцы! Попробуй! Убедись сам в том, что ты это можешь сделать, напряги свою волю так, чтобы пальцы согнулись!

Александр на миг замер: по выражению его лица она заметила, что он в самом деле пытается это сделать.

Но пальцы не сгибались. Не было заметно ни малейшего движения.

— Сесилия, не мучай меня!

— Ты раньше пробовал так делать?

— Какая от этого польза? Тарье колол меня иглой, но я ничего не чувствовал.

— Но ведь он не просил тебя напрягать волю?

— Разумеется, нет! Что умерло, то умерло.

— Хорошо, тогда попробуем что-нибудь другое. Она подняла его коленку, прижала одну руку к его ступне, поддерживая другой рукой его бессильную ногу.

— Надави ногой на мою руку, — сказала она.

Александр выругался сквозь зубы в ее адрес, но она, к счастью, не поняла, что он сказал.

— Попробуй, — повторила она. — Сконцентрируй на этом всю свою волю!

— Я так и делаю.

— Ты этого не делаешь! Ты просто злишься на меня. Возмутись и прижми покрепче ногу, давай!

— Разве ты не понимаешь, что у меня больше нет ног?

— Есть! Длинные, сильные и красивые ноги, даже если сейчас они бледные и чахлые, как личинки, живущие под землей. Ты ведь умеешь фехтовать, как бог…

— Боги не занимаются фехтованием.

— Александр, попытайся! Ради меня! Ведь тебе не будет легче оттого, что ты лежишь!

— Зачем тебе нужно, чтобы я поправился? Чтобы я нашел себе нового друга и тем самым унизил тебя? Разве для тебя не лучше, чтобы я оставался парализованным и беспомощным и был тем самым в твоей власти? Так я, во всяком случае, буду верен тебе!

Она отпустила его ногу.

— Ты просто отвратительный пошляк! Разве ты не понимаешь, что я хочу тебе добра? Я страдаю, видя тебя печальным и немощным, — разве это так странно? Почему ты все так опошляешь, проклятый упрямец?

В уголках его рта появилась улыбка.

— Ты просто великолепна, Сесилия. Ты напоминаешь восхитительно прекрасную ведьму со сверкающими гневом очами и искрящимися на свету волосами.

Она засмеялась.

— Это я на Суль похожа. Когда я ощущаю в себе ее присутствие, я начинаю ругаться, как сапожник. Извини!

— Это я должен извиняться, ты в своей ярости права. Ладно, давай попробуем, — примирительно сказал он.

Обрадовавшись его сговорчивости, она снова подняла его ногу.

Они старались целый час, но безрезультатно, если не считать того, что оба устали, напрягая волю.

— Одно хорошо, — сказал Александр, когда Сесилия наконец сдалась, — Теперь я настолько вымотался, что мгновенно засну.

— Я тоже. Спокойной ночи, Александр! Вот твои туфли, теплые и стоптанные. Утром продолжим. И будем делать это ежедневно.

— Мучитель, — пробормотал он. Но теперь он уже не был настроен так недоверчиво.

Она воздержалась от поцелуя на ночь, понимая, что всему есть предел.

Сесилия сдержала свое обещание. Каждый день она приходила к нему в комнату, пока он лежал в постели. Она щипала его ногу, просила его надавить ступней на ее руку. У него ни разу это не получилось, но Сесилия не сдавалась. Александр больше не протестовал, хорошо усвоив себе, что от судьбы никуда не денешься. Он только удивлялся тому, как у нее хватает терпения.

Но он был счастлив, имея возможность сидеть за столом во время обеда. И он научился очень ловко пользоваться руками. По вечерам они играли в шахматы, днем совершали небольшие прогулки по дому; стул катила либо Сесилия, либо Вильгельмсен, а она в это время шла рядом.

Однажды она пригласила в гости знакомых, чтобы немного развлечь его. Казалось, это посещение вдохнуло в него жизнь, но потом он впал в меланхолию. Их мир больше не принадлежал ему.

Сесилию настойчиво просили вернуться к королевским детям, которым так не хватало ее дружелюбного спокойствия. Но она неизменно отвечала отказом. Теперь ее место было возле Александра.

Но иногда она оставляла его одного, нанося визиты. «Пусть он почувствует, что ему меня не хватает, — думала она. — Пусть знает, что надо дорожить друзьями…»

  51