48 
Кто же?
Тот самый.
По обе стороны аллеи было открытое пространство. А любой бегущий зверь быстро одолеет поле.
Разве не должен был здесь стоять пост? Они, что, забыли?
Вот она вышла на дорогу. Слава Богу! Но самое худшее было еще впереди.
Там, где начиналась канава, разделяющая два поля, должен был лежать в засаде человек, она это знала. Поэтому она шла спокойнее.
А был ли он здесь?
Нет, какие глупые фантазии!
Одолев трудный участок возле церкви, она немного расслабилась, словно корабль, попавший в штиль. Она надеялась встретить здесь постового, да и местность хорошо просматривалась.
В деревне все было тихо. Все сидели по домам! Ведь было полнолуние!
Зачем же ее понесло в такой поздний час? Почему она не осталась в спокойном, уютном Элистранде вместе с Эли и Габриэллой?
Августовский вечер был прохладным. Но зубы ее дрожали вовсе не от того, что она продрогла: просто участок открытой местности она уже прошла.
Потихоньку позвать сторожа, чтобы он откликнулся? Она не имела на это права.
Начинался неприятный участок: канава между двумя полосками высокой ржи. Из этой ржи мог выскочить кто-то и одним прыжком догнать ее — и никто не пришел бы на помощь.
Здесь должны были близко друг к другу стоять люди. Но она пока не обнаружила ни одного из них. Страх охватил ее: здесь не было никого! Нигде никого не было! Но они ведь обещали! Значит, они здесь. Где-то рядом. Мысль об этом утешала.
Она думала о том, что же выгнало ее из дому в эту темную ночь полнолуния, думала о своей прежней жизни, удивляясь тому, как быстро она освоилась среди людей. В тот раз, когда Андреас и Маттиас появились в избушке… разве тогда она не была полудиким животным? Убегала прочь, закрывала лицо, не осмеливалась заговорить с ними… Но их спокойная приветливость вернула ей мужество и волю к жизни. Вся их большая семья совершенно естественно приняла ее — с таким пониманием! Она осмелилась выползти из своей ракушки, и теперь она не сможет залезть туда обратно. Она стала человеком, она — как все люди в округе — обрела самоуважение и чувство собственного достоинства.
Смерть отца сыграла большую роль в ее жизни, этого невозможно было отрицать, с этим трудно было смириться, но так оно и было.
Было ли правдой то, что он сказал — что без нее ему было бы намного лучше? Он привел бы в дом женщину? Значит, Хильда просто выбросила на ветер шестнадцать лет жизни?
Нет, она знала, что он ошибается. Конечно, они действовали друг другу на нервы, но она помнит, как однажды была больна: отец был просто в ярости, он был не в состоянии приготовить себе еду, все валилось у него из рук, он сидел дома голодный, никто не заправлял его постель, в доме был такой беспорядок, словно там побывали воры.
Нет, один он жить не мог. Он бы просто спился, перестал бы вообще есть. А она дала обещание матери.
Хильде никогда не приходило в голову обвинить мать в том, что она разрушила ее юность. Мать продолжала оставаться для нее близким человеком, мать была для нее святой.
Во ржи что-то зашуршало. Сердце Хильды замерло на миг. Она метнула взгляд туда, откуда послышались звуки, но ничего не увидела. Некоторое время она стояла, пригнувшись, так, чтобы ее не было видно из-за высокой ржи, но, поскольку она больше ничего не услышала, она пошла дальше, бессознательно ускорив шаги.
Теперь ее глаза уже привыкли к темноте. Она могла различать деревья, кусты и камни совершенно отчетливо. И если в начале она спотыкалась и шла наощупь, то теперь ее шаги были уверенными. Время от времени нога ее соскальзывала с края канавы, но тропинка между канавой и ржаным полем была сухой, утоптанной и хорошо заметной.
Больше всего ее беспокоило то, что не пришел Маттиас.
Вся деревня знала, что она собирается в свою избушку, чтобы найти улику против убийцы. Так что он тоже должен был знать об этом, где бы он ни находился. Он должен был тут же придти, чтобы отговорить ее от этой глупой затеи.
Но он не пришел.
Она снова остановилась.
Что это за звуки?
Как раз в этот момент она споткнулась о ком земли, так что звук получился неясным, но все же показалось, что из леса доносился вой или лай собаки.
Она долго стояла и прислушивалась, но эти звуки больше не повторялись. Лес казался необычайно тихим, даже слабый ветерок не долетал до верхушек деревьев.
Бывает ли более мертвый пейзаж?
48 
