93 
Она слегка приоткрыла глаза. У двери сидел легавый, сторожил ее. Здоровый толстый кусок дерьма.
Они что-то сделали ей с ребрами, и голова от боли не так кружилась. От этого и от детской дозы, что они ей наконец вкололи. Но что еще лучше, чтобы заняться ею, они перевезли ее на другой этаж, и им пришлось ослабить ремни.
«Сноровки я не утратила», – думала она, пробуя подушечкой пальца кончик лазерного скальпеля.
Она стащила его, симулировав припадок. Все прошло гладко, как лохотрон с «добрым самаритянином», который она устраивала еще в детстве, – только вот скальпель был куда ценней лопатника очередного доброго дяденьки.
«Пора валить отсюда», – мысленно произнесла она.
В то, что эта сучка брехала, якобы они скоро заметут Макквина, она не поверила. Но надо было его предупредить, надо было к нему. А уж он о ней позаботится.
Может, даже снова купит цветы. И тогда они разберутся с Евой Даллас.
Она застонала, принялась метаться из стороны в сторону.
– Помогите, – сделав голос послабее, простонала она, вживаясь в роль.
– Угомонись, – отрезал коп.
– Мне плохо. Пожалуйста, позовите медсестру. Пожалуйста, меня сейчас стошнит.
Коп неторопливо подошел, нажал кнопку вызова. Через пару секунд на экране возникла медсестра:
– Проблемы?
– Медсестру просит. Говорит, ее тошнит.
– Сейчас буду.
– Спасибо, – Стелла прикрыла глаза, оставив щелочку. – Жарко. Мне так жарко. Кажется, я умираю.
– Да? Ну тогда там, куда ты отправишься, будет еще жарче.
В дверь торопливо вошла медсестра.
– Говорит, тошнит, жарко и умирает.
– После процедуры и лекарств тошнота – обычное дело, – сказала медсестра, поднимая изголовье кровати и кладя ладонь на лоб женщине.
Та со стоном попыталась извернуться, натянув прикованные к запястью правой руки наручники.
– Больно. Внутри, – пробормотала она и начала давиться, медсестра подскочила к ней с судном. – Не могу, не могу. Судороги. Надо… Не могу.
– Дышите глубже. Надо освободить ей правую руку, помочь перегнуться. А то она нас всех тут заблюет.
Коп, бормоча под нос проклятия, нагнулся и снял наручники. Одним яростным движением Сильвия полоснула лазером ему по горлу. Тот отшатнулся, заливаясь кровью, а она уже приставила скальпель к щеке медсестры:
– Только пикни, я тебе всю рожу срежу!
– Дайте ему помочь.
– О себе думай. Сними наручники со второй руки. Эта штука тебя с пяти футов вспорет. Ты же медсестра, сама должна знать. Снимай наручники, живо, – и она слегка ткнула медсестру в щеку. – Ой, кровью запачкалась, – заметила она, растирая освобожденную руку. – Ничего, в больнице случается. Раздевайся.
Сильвия подумала, не прикончить ли ей медичку, однако решила, что еще больше запачкается. Слишком много крови на халате привлечет внимание. Она приковала ее наручниками и заклеила ей рот пластырем.
– Ну у тебя и ножищи, – прокомментировала она, засовывая ноги в медичкины туфли.
Стянув волосы в хвост и прикрепив к груди удостоверение, она взяла поднос и набросала в него разных препаратов.
– Передай от меня Даллас: мы с Айзеком ее найдем.
Выйдя из палаты, Сильвия энергично зашагала по коридору к выходу, держа перед собой поднос – и запоздало подумала, что надо было забрать у медсестры и мобильник. Но выйдя из больницы, она уже вовсю улыбалась.
«Телефоны есть в тачках! Да, давненько я тачку не угоняла. Прямо как в старые добрые времена».
Мелинда старалась удерживать его внимание. Каждая секунда, в которую он думал о ней, а не о Дарли, была для нее драгоценным даром. Окупились все те вечера, когда она допоздна сидела над его делом, изучая Макквина, словно заразу, проникшую в ее организм. Она знала его психологию, его патологию и, в той мере, в которой ее выяснили и изложили в деле следователи, его биографию.
Она знала, что человек он начитанный, мнит себя эрудитом и обладателем исключительно тонкого вкуса. Она говорила с ним о классической литературе, плавно перетекая в обсуждение музыки – классической, современной, новых течений, исполнителей.
Боль в голове пульсировала, как от больного зуба, но Дарли постепенно перестала дрожать и, в конце концов заснув, обмякла.
Не соглашаясь с ним, она ходила по узкой грани между высказыванием своего мнения и спором, уступая, льстя ему, периодически даже заставляя себя смеяться, словно бы он разбил ее аргументы.
93 
