68 
Кто-то из местной прислуги разобрал и сунул по шкафам всю упакованную Соммерсетом одежду.
«Даже чертовой одеждой за меня распоряжаются».
«Хрена с два я ему буду спать голой, – думала она, дергая на себя ящики комода. – Пусть только попробует о чем-нибудь таком подумать. Раскомандовался мне тут».
Ева с отвращением порылась в разложенном стопками симпатичненьком нижнем белье, пока не выудила практичную и однозначно неэротичную ночную рубашку, и тут же ее натянула.
Но ложиться она не собиралась. Точнее, не собиралась спать. Полежит минут десять и будет считать свою часть уговора выполненной. И пусть он катится ко всем чертям со своими требованиями.
Ева сбросила с подушек шоколадки в золотых обертках на тумбочку.
«Встану через десять минут, съем их с кофе», – решила она.
Заряда от очередной дозы кофеина должно было хватить еще на несколько часов бодрствования.
Ева рухнула лицом вниз на аккуратно застеленную кровать и мимоходом подумала, что скучает по Галахаду.
Затем она вспомнила о Дарли Морганстен. Последним ее ощущением было то, что внутри у нее все скрутилось. Когда двадцать минут спустя в спальню вошел Рорк, она его даже не услышала.
Стоящий в комнате холод не давал заснуть. Она хотела уснуть, хотела забыться, но холод и жгущий ей внутренности голод не давали спать.
Еды ей не полагалось. Она ела, когда он ей велел и что он ей велел есть, иначе небо покажется ей с монетку.
«Небо с монетку» значило, что он будет ее избивать – или того хуже. Она жила в аду.
Ей было восемь.
Дрожа от холода, она старалась зажмуриться посильнее, потому что, уйдя, он оставил включенным свет. Она не могла его выключить. Яркий-яркий холодный свет, а за окном пульсировала красным неоновая вывеска.
Секс. Секс. Секс.
Уходя, он забыл ее покормить. Деловая встреча. Нужно съездить, кое с кем встретиться.
Может, он забудет вернуться ночевать? Иногда он забывал, и тогда она долго-долго была одна. Одной быть лучше, одной почти всегда лучше. Можно смотреть из окна на людей, на машины, на дома.
Ей нельзя было выходить из комнаты. Маленьких девочек, которые выходили из дома без спроса или разговаривали с незнакомыми, хватали полицейские и бросали в глубокую яму или даже в клетку со змеями и пауками, которые могут прокусить прямо до костей.
Она не хотела попасть в яму. Не хотела увидеть небо с монетку. Но ей очень хотелось есть.
Она знала, что в холодильнике был сыр. Если она отъест маленький-маленький кусочек, как мышка, он даже не узнает. Озираясь по сторонам, она проползла через комнату в промежуток между красными вспышками и взяла ножик.
Она хотела отрезать только крошечный кусочек, но сыр был очень вкусный.
Если сегодня он не вернется, она сможет съесть его целиком. А когда вернется, он наверняка будет пьяный. Может, он выпьет так много, что не заметит ее, не будет делать ей больно? Не заметит, что она съела сыр.
Дверь распахнулась с грохотом, так что она выронила ножик.
С ужасом, который, словно пауки, пробирался прямо до костей, она увидела, что сегодня он выпил недостаточно много.
Она пыталась врать, что-то лепетать – и на какую-то секунду, коротенькую секунду, ей показалось, что он ее отпустит.
Он ударил ее очень сильно. Она упала и почувствовала, как в пустом желудке плещется кровь, которую она сглотнула.
«Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Я буду хорошей девочкой».
Но он бил ее снова и снова, как бы сильно она ни кричала и ни умоляла. Потом он сел на нее, придавил к полу всей своей огромной тяжестью. Ее обдало запахом виски и леденцов – ужасным запахом ее отца.
Она знала, знала, что, если сопротивляться, будет только хуже, но не могла остановиться, перестать кричать, пытаться не дать ему в нее войти.
Боль разрывала ее, раздирала на части, но она не переставала умолять.
А вокруг нее в холодной, ярко освещенной комнате с пульсирующим красным светом стояли другие девочки.
Десятки глаз смотрели, как он пыхтит и тяжело дышит, примешивая эти отвратительные звуки к ее крикам, смотрели, как он насилует ее.
Она пыталась расцарапать ему лицо, разорвать его, как он разрывал ее. Послышался его яростный крик, а затем что-то с резким хрустом сломалось, и ее накрыло волной нестерпимой боли.
Мыслей не было, была только боль, глядящие на нее глаза и его искаженное лицо прямо над ней. Пальцами другой руки она нащупала на полу ножик.
68 
