Менгер поблагодарил свидетеля и снова вызвал Сёренсена. У Сёренсена не было адвоката, он вполне мог защититься сам. Такое ничтожное дело!
Волосы под париком адвоката намокли, пот стекал по вискам. Совсем не потому, что в зале было жарко. Тому были несколько иные причины.
По правде сказать, в зале действительно нечем было дышать. Кисловатый воздух зала смешивался с неприятным запахом залежалой одежды зрителей и судей. Винга походила на розу среди упитанных крестьян и городских жителей. Адвокат Сёренсен был, конечно, очень элегантен, одет по последней моде. Мода постепенно менялась — от пышности к более простым, строгим линиям. Однако по-прежнему носили шелк и бархат. А если вы хотели по-настоящему хорошо выглядеть, у вас обязательно должны были быть манжеты золотого шитья.
Сёренсен с презрением отверг обвинения фру Пешдаттер. Все это ерунда! Как это так? Встретиться со своим старым другом Тарком и поругаться? Кто это хочет очернить его доброе имя? И он вовсе не относился так, как было рассказано, к беспомощной девочке! Тут он бросил уничтожающий взгляд на Вингу. Он уволился сам. А после смерти Тарка без всякого вознаграждения решил помочь девочке поправить дела. Но тщетно!
Он провел рукой по лбу, подчеркивая, как тяжело ему приходилось.
На Менгера этот спектакль не произвел никакого впечатления.
Поддерживал ли Сёренсен какие-нибудь отношения с Вингой с тех пор, как она осталась одна?
Нет, он был тактичен и держался в отдалении. Бедняжка была в полном отчаянии.
— А почему вы, Сёренсен, приобрели Элистранд на свое другое имя, Витбек?
Сёренсен в раздражении ответил:
— Потому что это мое имя!
— Но почему вы представляетесь в Гростенсхольмском согне только под именем Витбек?
— Потому что имя Витбек встречается гораздо реже, — последовал саркастический ответ.
— Почему ж тогда не зваться Витбеком и в Кристиании?
У ответчика на все был готов ответ:
— Потому что в адвокатской среде меня давно знают под именем Сёренсен. Менгер колебался:
— Вы назвались Витбеком в Гростенсхольмском согне… Не потому ли, чтобы никто не знал, что вы были адвокатом владельца усадьбы?
— Что за ерунда! Я полагаю, адвокатам пока еще не запрещено приобретать землю?
— Нет. Но в данном случае… Вы поступили не очень хорошо с точки зрения морали. Но… может была, все же, другая причина не использовать свое настоящее имя?
— Я вас не понимаю.
— Хорошо. Мы еще вернемся к этому вопросу. Вы свободны.
Менгер решил не выяснять вопрос до конца. По Сёренсену было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке. Была бы у него чистая совесть, он бы тут же заявил протест председателю суда. Однако он предпочел молча вернуться на место и обдумать свое положение.
Адвокат Менгер вызвал Вингу Тарк.
Снивель почувствовал себя неуютно на скамье галереи. Он мог предполагать, куда клонит Менгер. Спасительная дверь была совсем рядом, так что в случае необходимости можно будет легко ускользнуть.
Интересно посмотреть, как племянник расправится с этой наглой девчонкой, фрекен Вингой. Сёренсен, защищавший себя сам, также имел право вести допрос.
Вид испуганной девушки мог бы тронуть и камень. В голове у нее сверлило: «Вот прямая дорога в дом мадам Фледен!» Мысль была идиотская, Винга об этом знала, но никак не могла от нее избавиться.
Девушка светлым пятном выделялась в темном зале суда, привлекая к себе всеобщее внимание. Даже председатель суда был заворожен. «Хуже не придумаешь», — подумал Снивель, прячась в своем углу.
Винга искала взгляд Хейке. Она нуждалась в поддержке и утешении. Он ободряюще кивнул, хотя внутри все дрожало от страха: как бы Винга не выкинула очередной номер.
— Винга Тарк… Сколько вам лет?
— Скоро семнадцать.
— Итак, шестнадцать лет.
— Шестнадцать и три четверти, — с достоинством поправила адвоката девушка. Ей хотелось, чтобы Хейке точно запомнил ее возраст. Если он захочет ее, то должен знать — она уже не ребенок.
— А сколько вам было лет в год смерти родителей?
— Двенадцать-тринадцать. Да, мне исполнилось тринадцать.
Менгер повернулся лицом к залу:
— Тринадцать лет, господа! Глубокий траур и ответственность за крупное хозяйство. В одиночку. Потому что семейный адвокат вовремя додумался удалить всех слуг.