— Признаю, это было немного глупо. После его визита я очень испугался. Ох, я больше не могу говорить об этом сейчас. Расскажи мне лучше, почему у тебя такой грамотный язык. Ты росла ведь не в образованной среде, не так ли? Правда, говорят, что розы могут расти среди осота и на навозной куче, но с тобой особый случай. Ты можешь читать и писать?
— Так, немного. Понимаете, случилось так, что один из малолетних сыновей владельцев усадьбы, где я жила, привязался ко мне. Я была чем-то вроде его няньки, играла с ним. Он хотел, чтобы я была с ним везде. Поэтому я присутствовала и на его занятиях. И я старалась, конечно, вобрать в себя как можно больше. Я была словно засохшее растение, которое пило знания. Я хотела учиться и учиться всему! Я усвоила их язык, я брала книги мальчика. Потому что я знала, что получила возможность, которой не было у других девочек. Мои знания, конечно, очень отрывочные, потому что я присутствовала не на каждом занятии…
— Ну, остановись. Чтобы усваивать знания таким образом и в таких обстоятельствах, требуется интеллигентность. Откуда она у тебя?
Силье призадумалась.
— Моя мать знала очень многое. А ее отец был тоже грамотным. Я полагаю, что он писал, составлял письма для других крестьян. Он также очень красиво резал по дереву.
— Так вот откуда у тебя художественная жилка! — воскликнул Бенедикт. — Спасибо, Силье, теперь ты объяснила мне многие из твоих загадок! Но что это?
Оба прислушались. Сверху с церковной башни послышались тяжелые шаги. Силье испуганно уставилась на Бенедикта. От отвечал недоумевающим взглядом.
— Здесь появляются привидения? — прошептала она. Казалось, шепот эхом отражался под сводами.
— Чепуха!
Оба спустились вниз с лесов.
У Силье не было желания беспомощно висеть между небом и землей, в то время, как на церковной колокольне топали духи со всего света. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не убежать.
— Кто это может прятаться там наверху? — прошептал Бенедикт. Он сделал к ней шаг, и она не была уверена в том, хотел ли он ее защитить или сам искал защиты. Они напряженно ждали. Вдруг дверь, ведущая на колокольню, скрипнула, и оттуда вышел бородатый мужчина.
— Я голоден, как волк, Бенедикт, — сказал он. — Не найдется ли у тебя куска хлеба?
— Что? Это ты здесь прячешься и пугаешь до смерти мою ученицу!
Вот как, подумала Силье, значит, это только она испугалась?
— Конечно, у нас много еды, — продолжал Бенедикт. — Мы всегда о ней здесь забываем. Силье, принеси сюда дорожный сундучок.
Силье сбегала за сундучком и открыла его для бородатого мужчины. Он был среднего возраста, коренастый, с острым взглядом, одет в крестьянскую одежду. Возможно, он был кем-то другим, а не обычным крестьянином, потому что его одежда была модного покроя, а на ногах вязаные чулки.
— Мне нужна еда для двоих, — сказал он, опустошая содержимое сундучка.
— Другой с тобой? — спросил Бенедикт.
— Да. Молодой Хемминг лежит там наверху и изнемогает от жажды.
— Изнемогает? — испуганно спросила Силье, ненавидя предательский румянец, выступивший на ее лице.
Мужчина засмеялся.
— Три недели у него не было женщины, поэтому ему так плохо. Пойди к нему наверх, разумеется, с едой.
— Нет, не пускай Силье к этому наглецу, — сказал Бенедикт. — Она слаба для него.
— О, я, пожалуй, справлюсь, — быстро проговорила Силье. Ей страшно хотелось снова увидеть героя. Хотя слышать о его женщинах было для нее мучительно. Но она, конечно, не верила этой болтовне. Юноша, у которого было такое красивое и тонкое лицо, не мог не быть благородным и учтивым с женщинами. Старик просто из ревности старался очернить Хемминга.
Хотя она не видела юношу с той ночи, когда спасла от смерти, забыть его она не могла. И ее заветной мечтой стало опять увидеть его. Ее часто тревожила мысль о том, как ему живется. И теперь… Теперь он был здесь! Она взяла дорожный сундучок в руку и начала взбираться вверх по старой винтовой лестнице. Наконец она добралась до площадки перед входом в башню. Дневной свет пробивался через какие-то отверстия. Она услышала шорох, словно кто-то пытался спрятаться.
— Это только я, Силье. Я принесла еду.
— Силье? — Было похоже, что он задумался.
Ее улыбка, полная ожидания, погасла. Неужели он ее забыл?