Особенно,... 
79 
— Сын мой, — воскликнул возмущенный монах. — О чем ты беспокоишься, когда тебе предстоит предстать перед судом Божиим…
— Будем считать это моим последним «прости» земле, которую Он сотворил такой прекрасной, — с улыбкой ответил Гарэн.
Катрин не сказала ни слова. Ей было ясно, чего хочет Гарэн. Она направилась к двери вместе с тюремщиком, но обернулась с порога и, увидев взгляд мужа, все еще прикованный к пей и выражавший такую любовь и отчаяние, не сдержала рыданий.
— Прощайте, Гарэн, — со слезами на глазах прошептала она.
Из глубин пещеры к ней донесся ответ закованного в цепи человека:
— Прощай, Катрин…
Она, не глядя, бросилась из камеры по направлению к лестнице. На нижней ступеньке она обернулась и посмотрела в лицо тюремщику:
— Сколько вы хотите за то, чтобы выполнить его последнюю просьбу?
Руссо не колебался. В его глазах сверкнул жадный огонек.
— Десять золотых дукатов!
— И вы клянетесь мне, что он получит это вино? Не вздумайте обмануть меня!
— Клянусь своей вечной душой, что я дам вино ему в руки!
— Хорошо. Вот, возьмите золото. Женщина, которая ждет во дворе, принесет вино через несколько минут.
Золотые перешли из рук в руки. Затем Катрин заспешила вверх по скользкой лестнице и вернулась к Саре, прохаживавшейся взад и вперед по двору.
— Идем! — только и сказала она.
Едва они вернулись в дом Эрменгарды, Катрин послала за Абу-аль-Хайром и рассказала ему о последнем желании Гарэна.
— Он просил прислать ему бонского вина, но на самом деле он хочет яду, чтобы избежать унижения быть проволоченным по улицам на салазках. Вы можете что-нибудь сделать для него?
Врач-мавр, не дрогнув, выслушал ее. Затем он кивнул.
— Понимаю, — сказал он. — Принесите мне бутыль вина. Она нужна мне только на минуту.
Сара пошла за вином, потом вернулась и подала его арабу. Тот удалился к себе в комнату; через минуту он вышел, держа в руках оловянную кружку, которую тоже, получил от Сары. Затем он подал ее Катрин.
— Вот! Это то, о чем вы просили. Перешлите ему сейчас же.
Катрин полуиспуганно, полузавороженно посмотрела на темно-красную жидкость.
— А… он не будет мучиться? — нерешительно спросила она.
Абу-аль-Хайр покачал головой и печально улыбнулся.
— Он просто заснет… и никогда не проснется. Половины содержимого этого сосуда вполне достаточно. Идите же!
Сара быстро выхватила кружку из рук Катрин.
— Дай это мне! — сказала она. — Тебе не следует касаться таких вещей.
Спрятав кружку под черной пелериной, цыганка скрылась на лестнице. Катрин и доктор некоторое время неподвижно глядели друг на друга. Спустя минуту Абу подошел к молодой женщине и кончикам пальца коснулся ее глаз.
— Вы плакали, — заметил он. — И слезы вымыли горечь из вашего сердца. Вы снова обретете покой и мир… когда-нибудь.
— Я не верю в это! — закричала Катрин. — Как я смогу когда-нибудь забыть все это? Это так ужасно… так отвратительно несправедливо!
Абу-аль-Хайр пожал плечами и пошел к двери, но перед тем, как покинуть комнату, остановился.
— Время лечит скорбь, усмиряет ярость и подавляет ненависть; со временем прошлое перестает существовать.
6 апреля 1424 года, на заре, Катрин проведшая всю ночь в молитве, заняла место около узкого окна, выходящего на улицу. Небо было серым и облачным, мелкий дождик покрывал город, как вуаль. Несмотря на ранний час и плохую погоду, перед Обезьяньим домом уже собиралась толпа, охочая до обещанного ей кровавого зрелища. Молитвы очень помогли Катрин. В них она нашла утешение и спокойствие, которых так давно уже была лишена. Она молила Бога быть милостивым к человеку, чья тайна наконец была ей открыта, трагическая тайна, за которой было столько ужасного страдания. Открыв ей свое сердце, Гарэн завоевал также и ее привязанность. Ее тревожило только одно: выполнил ли тюремщик свое обещание?
Ее внимание привлекло внезапное возбуждение в толпе. К Обезьяньему дому приближался отряд лучников провоста с обоюдоострыми топориками на плечах и стальными шлемами на головах, по которым текли струйки дождя. Лучники как бы составляли эскорт стареющего, но все еще бодрого и сохранившего могучий вид человека, которого Катрин с содроганием узнала.
Это был Жозеф Блени, палач… Он пришел, чтобы заняться осужденным.
По мере того как эта маленькая зловещая группка исчезала в недрах Обезьяньего дома, сердце Катрин все тревожнее билось под ее черным шерстяным корсажем.
79 
