— Ну разве что Стефан. Но для этого надо быть Еленой, — сдалась Бонни. Атмосфера изменилась, став тихой и немножко грустной, как и положено для полуночных откровений.
— До сих пор не могу поверить, что ее больше нет, — негромко сказала Сью, закрыв глаза и покачав головой. — Она была такой живой, намного живее всех на свете.
— Ее пламя только ярче запылало, — сказала Мередит, разглядывая на потолке круги от красно-золотой лампы. Ее голос был мягким, но полным внутренней силы, и вдруг Бонни подумала, что это — самые правильные слова, которые ей приходилось слышать о Елене.
— Бывали периоды, когда я ее ненавидела, но не замечать ее я не могла никогда, — призналась Кэролайн. Она прищурила зеленые глаза, погружаясь в воспоминания. — Она была не из тех, кого можно игнорировать.
— Ее смерть открыла для меня одну истину, — сказала Сью. — Это может случиться с любой из нас. Нельзя терять ни минуты, потому что никогда не знаешь, сколько тебе осталось.
— Может быть, шестьдесят лет, а может — шестьдесят минут, — глухо добавила Викки. — Каждая из нас может умереть… да хоть сегодня вечером.
Бонни беспокойно поежилась. Но не успела она вставить слово, как Сью продолжила:
— До сих пор не укладывается в голове, что ее действительно нет. Иногда у меня бывает ощущение, что она где-то рядом.
— И у меня, — горячо отозвалась Бонни. Перед ее мысленным взором снова появились Теплые Ручьи, и на мгновение эта картинка показалась ей более живой, чем погруженная в полумрак комната Кэролайн. — Прошлой ночью я видела ее во сне, и мне показалось, что это не сон, а настоящая Елена, и она пытается мне что-то сказать. У меня до сих пор такое чувство, — добавила она, повернувшись к Мередит.
Все молча уставились на нее. Когда-то давно над Бонни посмеивались, если она говорила о чем-то сверхъестественном, но те времена прошли. Ее экстрасенсорные способности были непререкаемы и вызывали смешанное со страхом уважение.
— Правда? — выдохнула Викки.
— А что, по-твоему, она пыталась сказать? — спросила Сью.
— Не знаю. Под конец она изо всех сил старалась не потерять со мной контакт, но у нее не вышло…
Снова повисла пауза. Ее нарушила Сью, которая неуверенно сказала чуть подрагивающим голосом:
— А как по-твоему… Смогла бы ты сама вступить с ней в контакт?
Она высказала вслух то, о чем думали все. Бонни посмотрела на Мередит. В прошлый раз она отмахнулась от рассказа Бонни, но сейчас ее ответный взгляд был серьезным.
— Не знаю, — медленно проговорила Бонни. Ее не оставляли сцены из ночного кошмара. — Входить в транс и открывать себя для чего угодно… неизвестно ведь, с чем я могу там столкнуться. Короче, этого мне точно не хочется.
— А разве нет других способов общения с умершими? Что, если устроить спиритический сеанс? — спросила Сью.
— У родителей есть спиритическая доска, — объявила Кэролайн чуть громче, чем следовало.
Спокойная и уютная атмосфера была разрушена, в воздухе повисло необъяснимое напряжение. Девушки невольно выпрямились и обменялись испытующими взглядами. Даже боязливая Викки явно была заинтригована.
— У нас получится? — спросила Мередит у Бонни.
— И стоит ли это делать? — усомнилась Сью.
— На самом деле единственный вопрос — в другом. Хватит ли у нас смелости? — сказала Мередит.
И снова Бонни увидела, что к ней обращены все взгляды. Поборов последние сомнения, она пожала плечами. В животе у нее усиливалось щекочущее чувство.
— А почему бы и нет? — сказала она. — Мы ведь ничего не теряем.
Кэролайн повернулась к Викки:
— Викки, внизу, как спустишься по лестнице, стоит шкаф. Спиритическая доска лежит на верхней полке, среди других настольных игр.
Она даже не сказала: «Ты бы не могла ее принести?» Бонни нахмурилась и открыла было рот, но Викки уже исчезла за дверью.
— Ты не могла бы вести себя чуточку повежливее? — сказала Бонни. — Ты что, репетируешь роль злой мачехи в спектакле про Золушку?
— Да ладно тебе, Бонни, — отмахнулась Кэролайн. — Ей повезло, что ее вообще сюда позвали. И она сама это отлично понимает.
— Да, я думаю, она уже на седьмом небе от нашей доброты, — сухо сказала Мередит.
— И кроме того… — начала Бонни, но тут ее прервали. Раздался высокий и тонкий звук, ставший под конец чуть тише, но ошибиться было невозможно. Это был крик. Потом — пауза, а потом — опять пронзительные крики, один за другим.