– Что бы он там ни думал, – подхватила Мари-Анжелин, – а мы вместо того, чтобы поехать в Венецию, как собирались, решили отправиться в Лондон, надеясь избавить вас от того, что вам все-таки пришлось пережить. Дело в том, что в Кале мы пережидали разыгравшуюся бурю и сильно задержались.
Разговор прервал дежурный по этажу, который принес горячий шоколад.
Шоколад был выше всяческих похвал, сладковато-горький, и согревал каждую жилочку. К тому же дегустация шоколада позволила Адальберу подумать, что ему сказать на ту щекотливую тему, к которой они должны были вот-вот перейти. Наконец, со вздохом удовлетворения поставив пустую чашку на стол, он решился прощупать почву. А может, его сам черт под руку толкнул.
– Так вы собирались поехать в Венецию? Думаю, с похвальным намерением склеить разбитое семейство?
– О-о!
Вспыхнув, как огонь, План-Крепэн испепелила гостя взглядом и умчалась к себе в спальню.
– Что это с ней? – поинтересовался Адальбер, уже пожалев про себя, что сделал вид, будто Уоррен ничего ему не говорил.
С его стороны это было проявлением жестокости. Нужно было сразу понять, что суперинтендант не стал бы кормитьего баснями.
Прекрасно зная, что сейчас последует, маркиза де Соммьер обратилась к Адальберу с сочувственной улыбкой:
– Похоже, вы не читали в последнее время французских газет…
Египтолог не успел ответить: злобная Эриния [18]вернулась и кинула ему на колени целую пачку прессы.
– А это что? – грозно спросила она, тыча пальцем в статью на первой странице. – Неужели вы читаете только желтую прессу? Или коварный Альбион собирает сведения о Франции по самым паршивым газетенкам? Здесь, между прочим, все изложено предельно ясно, ведь всем известно, что наш друг Ланглуа не любит шутить. Иначе почему бы у дорогой маркизы глаза стали вполлица?
Адальбер уже не слушал филиппики План-Крепэн. Он одну за другой брал газеты и с жадностью пробегал глазами все, что касалось Альдо.
– Похищены? Но что это означает?
– Спросите у Ланглуа, когда с ним увидитесь. А увидитесь вы с ним очень скоро. А пока верните мне газеты, они еще сослужат добрую службу, – заявила План-Крепэн.
– Лиза это читала?
– Вы забыли, что в фашистской Италии прессу держат в узде и все иностранные газеты подвергаются строжайшей цензуре… Если только они вообще появляются.
– В любом случае Лиза очень пострадала, ей тоже нанесли болезненный удар. Какой-то аноним известил бедную женщину о постигшем ее семейный очаг несчастье. И вот для того, чтобы хоть как-то смягчить последствия этого удара, мы собирались поехать и навестить ее.
– Но отправились сначала ко мне? – спросил потрясенный до глубины души Адальбер.
– Нам показалось, что лондонское дело еще более спешное. Теперь нас здесь ничего не держит, мы немедленно возвращаемся в Париж и сразу же едем дальше. Рождество мы встретим с Лизой и детишками.
– Позвольте мне поехать вместе с вами. Втроем мы будем еще убедительнее. Вот только одно путешествие за другим…
– Прибавьте «не для вашего возраста», и я больше никогда в жизни не буду с вами разговаривать, – грозно заявила старая дама.
А План-Крепэн добавила с присущим ей ехидством:
– Суперинтендант ведь, кажется, просил вас здесь задержаться? И его французский коллега тоже хочет с вами потолковать. А это все время, время… Тогда как мы с маркизой очень торопимся!
– Но не до такой же степени! К тому же вы можете приехать в Венецию, а дома никого нет. Я буду удивлен, если, переживая такие неприятности, Лиза не уедет в Вену, под крылышко к своей бабушке. Во всяком случае, на праздник, который она любит больше всех других. Разве я не прав?
Женщины переглянулись: из-за спешки и постоянных волнений они об этом не подумали. Адальбер воспользовался их замешательством:
– Послушайте меня. Выспитесь хорошенько этой ночью, дайте себе небольшой отдых, а мне – возможность пригласить вас завтра на обед! Пожалуйста!.. Тетя Амели!
Обращение означало, что блудный сын вернулся к домашнему очагу, на что обе дамы уже не слишком надеялись, и маркиза невольно улыбнулась. Она поцеловала Адальбера и ответила:
– Хорошо. Я думаю, что мы можем себе позволить небольшой отдых.