144 
– Амордю, мадам. Доезжачий Его Величества Императора и Короля. Я обязан позаботиться о перекладных лошадях. Император следует за мной!
– Да что вы говорите? Император?..
– Будет здесь с минуты на минуту! Извините, что я оставлю вас! Приехав в Ковно, я пришлю вам помощь. А пока надо убрать карету в сторону, иначе Его Величество вынужден будет остановиться... не так резко, как я, надеюсь. Давайте быстрей, я помогу. Я и так уже задержался из-за волков, пришлось отстреливаться.
Сказав это, он зажал в кулаке повод и крикнул Барбе, чтобы она поддала карету сзади, но та не слышала его. Она бросилась к Марианне, первым побуждением которой, услышав о приближении Наполеона, было убежать в поле, чтобы спрятаться.
– Прошу вас, не делайте глупостей! Оставайтесь здесь! Может быть, он вас даже не увидит. И если он увидит вас, чего вам бояться? Здесь нет ни тюрем, ни...
– Помогите же, Бога ради! – заорал доезжачий, которому не подчинялась лошадь.
– Чего это вы выдумали? Что я подниму карету с риском надорваться? Если Император приедет, он остановится, и все! И среди сопровождающей его армии найдется кому вытащить нас отсюда.
Амордю в ярости потряс руками.
– Я сказал – Император! Не армия! Его Величество вынужден ее опередить! Ему необходимо поскорей попасть в Париж. Положение там серьезное, похоже. Ну, вы мне поможете? Святая кровь... вот и они!..
Действительно, три кареты вынеслись из-за поворота: дормез Императора и два закрытых калеша, все белые от изморози. С десяток всадников сопровождали их.
У Марианны уже не было времени взобраться в карету, чтобы спрятаться. Она со стоном прижалась к Барбе, уткнув лицо ей в плечо. Она стыдилась внезапно охватившего ее страха. Но его внушал не столько Наполеон, сколько тяготеющий над нею рок, который не переставал воздвигать на ее пути одно препятствие за другим. Может быть, так ей на роду написано, что она никогда не попадет в Данциг...
Тем временем доезжачий подбежал к головной карете, из окошка которой кто-то высунулся. Марианна услышала хорошо знакомый голос, спросивший с нетерпением:
– Почему остановились? В чем дело? Что за карета там?
– Экипаж с двумя женщинами, Ваше Величество! У них сломалось колесо, и мне не удалось освободить дорогу.
– Две женщины? Что делают две женщины в такое время на этой дороге?
– Я не знаю, сир. Но одна говорит по-французски с местным акцентом, а другая – без акцента. Я думаю, что она француженка.
– Без сомнения, несчастные беглянки, как и мы, впрочем! Пусть посмотрят, что можно для них сделать. Я подожду.
Говоря это, Наполеон отворил дверцу и спрыгнул на снег. Несмотря на волнение, Марианна не смогла удержаться и бросила взгляд в его сторону, в то время как он, освободившись от медвежьей полсти, шел к ним, с трудом переставляя ноги в громадных меховых сапогах. Вот он уже рядом, и Марианна ощутила, как с перебоями забилось ее сердце, когда он приветливо спросил:
– Это с вами случилась беда, сударыня?
– Да, сир, – ответила Барба неуверенным тоном. – Мы надеялись попасть в Ковно до рассвета, но нас постигло несчастье... а моя подруга оправляется после тяжелой болезни. Я боюсь за нее из-за этого ужасного холода...
– Я понимаю вас. Ее надо получше укрыть. Могу ли я узнать, кто вы?
Барба уже открыла рот, чтобы ответить бог знает что, но вдруг что-то сломалось в Марианне, что-то, что было, пожалуй, ее боевым духом. Довольно с нее борьбы со всем – с людьми и стихиями. Она устала, она больна... и любая тюрьма была бы предпочтительней того, что она вынесла. Оттолкнув Барбу, она открыла лицо и упала на колени.
– Это я, сир. Это только я... Делайте со мною что хотите...
Он издал глухое восклицание, затем крикнул, не оборачиваясь:
– Рустан! Фонарь!..
Мамелюк, которого она не видела и не думала, что он в России, подбежал, словно меховая гора, увенчанная тюрбаном. При неверном свете фонаря Наполеон вглядывался в истощенное болезнью лицо и глаза, полные слез, которые, скатываясь по бледным щекам, замерзали. Его взгляд загорелся огнем, который, впрочем, быстро потух, и вдруг он нагнулся к ней с таким окаменевшим лицом, что она не могла удержаться от стона.
– Сир... Вы никогда не простите меня?
Но он ничего не ответил и взял из рук мамелюка фонарь.
– Отнеси ее! – сказал он ему. – Положи в карету! Ее спутница поедет с Констаном. Лошадь выпрячь и взять с собой. Что касается этой... повозки – она не стоит того, чтобы тратить на нее время. Переверните ее на обочину, и отправимся! Здесь можно околеть от холода!
144 
