18 
В самом деле, на этот раз он остановил свой выбор на красавице патрицианке Лючиане Дзорци, которая, разумеется, недолго оставалась бесчувственной к его пламенным взглядам. К несчастью, Лючиану еще кое-кто любил, но так и не сумел добиться ее благосклонности; и этим неудачником был Паоло Кондульмеро, государственный инквизитор, которого со страхом называли «Красным Инквизитором».
Кондульмеро был святошей, обуреваемым страстями тем более неукротимыми, чем сильнее он их подавлял. Он быстро понял, что женщина, в которую он влюблен, готова отдаться этому исчадию ада, носившему имя Джакомо Казановы. И он натравил на злодея некоего Мануцци, который для отвода глаз занимался комиссионной продажей драгоценностей, но на самом деле был самым ловким шпионом инквизиции.
И вот однажды июльским утром 1755 года Казанова, как обычно, отправился подышать свежим воздухом Эрберии, а вернувшись домой, увидел взломанный замок, распахнутую дверь, перевернутые вверх дном комнаты и рыдающую квартирную хозяйку.
– Сюда приходил важный человек, а с ним – люди в черном, – не переставая плакать, объяснила она. – Они все здесь переворошили и ушли, прихватив с собой множество книг. И этот важный человек… он смеялся!
Казанова почувствовал, как кровь отливает от его лица. Эти книги могли означать для него смертный приговор, поскольку по большей части это были сочинения по алхимии, такие, как «Ключи Соломона» или «Zacorben». Кроме того, там были каббалистические труды и множество менее опасных книг вроде «Диалогов» Аретино.
Но к числу его достоинств принадлежало мужество, и, когда несчастная женщина стала умолять его бежать из города, он ответил:
– Каждый имеет право читать, что захочет. Я не стану бежать из-за нескольких книг, потому что я никому не причинил зла.
Тот же ответ он дал перепуганному Брагадино, который прибежал в эту самую минуту к «своему дорогому мальчику», чтобы дать ему денег и упросить его снова бежать из Венеции, если только он испытывает к Брагадино хоть четверть той нежности, какую он, Брагадино, питает к нему.
– Мне не в чем себя упрекнуть! – повторил Джакомо. – Бежать означало бы признать свою вину.
– Но, несчастный, ты не знаешь, что тебе грозит. Красный Инквизитор утверждает, будто ты околдовываешь женщин, прибегая для этого к сатанинским обрядам.
– Что за глупости! Не моя вина, если я нравлюсь женщинам!
– Я и сам прекрасно это понимаю, но я знаю, что говорю. Кондульмеро нашел свидетелей. Говорят, позапрошлой ночью графиня Бонафеде выбежала из твоего дома совершенно нагая, с распущенными волосами, крича, что ты околдовал ее, и осыпая тебя проклятиями…
– Неправда! И я не собираюсь бежать!
– Ну, тогда мне остается лишь умереть от горя, сынок, потому что Красный Инквизитор никогда не выпускает добычу из когтей.
– Так пусть он привлечет меня к суду! Я сумею защитить себя. Успокойтесь, отец, я пока что жив. Нельзя же арестовать человека из-за бреда сумасшедшей и нескольких книг.
Это означало отрицать очевидное и проявлять упорство, которое могло показаться глупым. Но Казанова, хотя и не говорил этого вслух, рассчитывал на то, что всемогущие франкмасоны помогут ему выпутаться из этой истории. Он поднялся на достаточно высокую ступень для того, чтобы и государственный инквизитор призадумался, прежде чем отправлять его за решетку.
К сожалению, Кондульмеро был настолько же тупым и мстительным, насколько упрям был сам Казанова. Ранним утром 26 июля сбиры Светлейшей республики вытащили преступника из постели и, едва дав ему время одеться, бросили в закрытую гондолу, которая открылась, после долгого и извилистого пути, лишь у дверей венецианской тюрьмы. Теперь оставалось лишь выяснить, бросят ли узника в «Колодцы», постоянно затопленное водой подземелье, или в «Свинцовые кровли», в одну из камер под свинцовой крышей, где летом стояла невыносимая жара, а зимой – ледяная стужа. Ему достался «Свинец»!
6. Отчаянный побег
Оказаться в июле в венецианской тюрьме, да еще под самой крышей, для узника было примерно то же самое, что попасть в пекло. Свинцовые листы кровли впитывали жар и с утроенной силой отдавали его, делая почти нестерпимым.
Камера, в которой заперли Джакомо, была практически лишена освещения. Скудный свет попадал в нее лишь через маленькое отверстие в двери. Другая, еще более узкая дверь вела из камеры на чердак без окон, где были свалены кучи отбросов. Каждый день сторож засовывал туда пленника на то время, пока убирал его камеру.
18 
