58

Теплый день, до странности теплый для декабря. Голубое небо, такого насыщенного цвета, как бывает в горах, когда катаешься на лыжах. Жду не дождусь, когда можно будет туда поехать. Но надо работать. Я попал в воронку, как говорит Паллина, но это последняя программа, точнее — последний день репетиции перед выходом программы. И мне этот день кажется особенным. Я чувствую что-то странное и не понимаю, почему. Может быть, шестое чувство. Даже представить себе такого раньше не мог.

— Добрый день, Тони.

— Добрый, Стэп.

Быстро вхожу в театр. Путь мне преграждает группа небрежно одетых фотографов с фотоаппаратами: они такие же разные, как и их одежда. Конечно, они не похожи на стайки японцев, что встречаешь на каждом шагу на римских площадях. От их взора не ускользнет ни одна мелочь.

— Туда, она прошла туда… быстрее, мы сейчас ее поймаем.

Я останавливаюсь с удивленным лицом, и Тони, естественно, замечает это.

— Они ловят Шиффер. Она приехала раньше, чтобы прорепетировать выход на сцену. Потом будет общая репетиция. У нее один проход — что ей репетировать, она же всю жизнь ходит! Не знаю… может, чтобы оправдать деньги, которые она требует, чтоб ей провалиться.

И Тони добавляет:

— А если ты ищешь Джин, то она как раз пошла в соседнюю с Шиффер гримерку. Ее вызвал один из авторов. Может, ей дадут выход с Шиффер? Прикинь, если она научится так ходить, какие башли она сможет грести… сразу в кругосветное турне поедет. Тебя еще с собой возьмет и водилу.

Тони. Он смеется, немного развязно и покачиваясь из стороны в сторону от кашля, — все здоровье прокурил. А он закуривает еще одну сигарету «MS» и выбрасывает пустую пачку. Интересно, это та, что я ему подарил, или уже другая? Неважно. Это важно только для него. Ладно, пойду-ка я лучше посмотреть, как там Марк-Антонио и наша работа. Именно это должно меня интересовать, если я хочу получить еще один контракт. Вот он, сидит за компьютером, сосредоточенно работает. Смотрю на него со стороны через полуоткрытую дверь. Он чему-то улыбается, нажимает клавишу, включает принтер, с довольным видом закуривает сигарету и тут замечает меня.

— Эй, Стэп, хочешь? — в отличие от Тони, он предлагает мне сигарету и не выглядит после этого таким огорченным.

— Нет, спасибо.

— Тем лучше! — кладет пачку в карман куртки и приглаживает остатки волос на голове, зачесывает их назад.

— Я сделал это! У меня получилось выставить все так, как они хотели.

— А, хорошо.

Я замечаю, что он намеренно не говорит «как хотели авторы», но не стоит ему на это указывать. Наверное, и сигарету мне предложил по той же причине. Мы молча смотрим, как из принтера выползают листы бумаги. Вррр. Вррр. Один за другим. Свежие, аккуратные. Изображения яркого цвета, легко читаемые, именно такие, как хотели они, я думаю. Марк-Антонио ждет, пока выползет последний лист, аккуратно их берет и легонько дует на них, чтобы высохли последние чернила.

— Готово. Мне кажется, они супер.

Он смотрит на меня, ожидая одобрения.

— Да, думаю, они супер, — нельзя сказать, что я в этом так уж не уверен. Летящие в Марк-Антонио страницы никак не объяснили мне причину недовольства. — Они просто супер.

Ограничиваюсь этими словами, чтобы хоть как-то выйти из неловкого положения. Но этого оказывается недостаточно. К сожалению, это еще не конец истории.

— Слушай, Стэп, не сделаешь мне одолжение? Не отнесешь это наверх авторам?

Наконец-то он смог произнести это слово. Но это победа — как там она называется? — Пиррова^[60]. Мне не хочется снова их видеть. Вот блин! Но отступать некуда. Я уже в воронке. Да. И потом, меня же просит Марк-Антонио, мой начальник. Как я могу ему отказать?

— Конечно, о чем разговор.

Он смотрит на меня с облегчением. Передает мне листки и, пока я выхожу из комнаты, падает обратно в кресло, тушит сигарету и сразу же закуривает новую. Ну и попадалово! Ну ладно, надо сделать это дело. Нет ничего прекраснее вещи, которую ты должен сделать. Ты должен. Первое правило воронки. Я уже начинаю тихо ненавидеть эту воронку. Тони улыбается мне своей обычной улыбочкой. Каждый раз одной и той же, сколько бы раз я ни проходил. Может, он курит не только «MS»? Где он сказал, авторы? А, да, на втором этаже, там, где гримерка Шиффер. Я быстро бегу по ступенькам. Вот они. Фотографы сидят, или лучше сказать — развалились на маленьких выцветших диванчиках. Ждут выхода дивы в надежде заснять ее без грима, но все равно она будет красивой. Странное ремесло. Трудное и полностью зависящее от случайностей. Когда я появился, они даже взглядом меня не удостоили. Только один фотограф, вернее — женщина, вскользь взглянула на меня: обычное женское любопытство. Но я не заслуживаю того, чтобы она хоть чуть-чуть приподняла фотоаппарат, тяжело висящий у нее на шее. Тем лучше. С меня хватит и этих листков. Наверняка авторы еще что-нибудь скажут. Не хватало, чтобы все вокруг заинтересовались мною. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где они могут быть. На первой двери ясно видна табличка с отлично напечатанными лазером буквами — «Шиффер». На второй — никаких указаний. Выбор кажется мне очевидным. Я стучу. Никто не отвечает. Стучу еще раз. И вхожу. Ничего не видно. Тихо. Передо мной — маленький коридорчик. В глубине — еще одна дверь. Точно того же цвета. Иду вперед, держа листки в руках. Может, они там. За следующей дверью. Раз уж она есть, нужно попробовать. Но по мере моего приближения я слышу шум, странный шум. Слышны сдавленные смешки. И какие-то шорохи, беспорядочные, глухие. Как не координированные удары ребенка, которого подняли в воздух и он бьет по мячу ногами. Но мяч этот слишком далеко и ему никак до него не достать. Я открываю дверь. Не постучав. Очень невоспитанно. Но у меня так само собой получилось. Это так же невероятно, как и то, что я там увидел. Тоскани держит сзади Джин. Сесто прислонился к столу со своей обычной зубочисткой во рту и улыбается, глядя на происходящее. Микели стоит перед Джин и как-то странно двигается. И вдруг я осознаю, что здесь происходит. Блузка Джин разорвана. Одна грудь обнажена, бюстгальтер сдвинут набок. На рту у нее — кусок скотча. Тоскани облизывает ей шею своим шершавым языком. У Микели, Змея, брюки расстегнуты, член наружу и он мастурбирует. Волосы у Джин растрепаны, она резко поворачивается ко мне. В отчаянии. Она видит меня. Вздыхает. Кажется, она почувствовала облегчение. Тоскани встречается со мной взглядом и перестает лизать ее. Его язык так и замирает высунутым. Сесто ничуть не лучше. Он тоже открывает рот от изумления. Его глупая зубочистка повисает, прилипнув к нижней губе. Наконец-то листки сыграли свою роль. Я резко и сильно бросаю их в лицо Сесто, единственному, кто мог бы включиться первым. Я бросаю их прямо ему в лицо. Он пытается уклониться. Сползает со стола. Растягивается на полу. Микели, Змей, не успевает отвернуться. Я зажатым кулаком ударяю его справа налево, как бы отодвигая его. Попадаю ему прямо в трахею. Он улетает назад, задрав ноги кверху и странно хрипя. А его и без того никчемный член становится совсем маленьким. Ему бы следовало стыдиться самой мысли вытаскивать его на свет Божий. Тоскани отпускает Джин. Одна секунда — и я стою около них. Отдираю одним махом скотч с ее рта.

  130