56 
Продолжение было стремительным. Канделябр вырвали из ее рук, затем что-то черное и удушающее обрушилось ей на голову, в то время как оглушающий удар опрокинул ее на пол. После чего она ощутила, что ее схватили за плечи и лодыжки и понесли, как простой сверток.
Путь по множеству подъемов и спусков продолжался не так уж долго, но показался бесконечным Марианне, уже начавшей задыхаться. Ткань, в которую ее завернули, издавала странный запах ладана и жасмина, смешивавшийся с другим, более резким. Чтобы избавиться от него, пленница попыталась барахтаться, но ее носильщики казались наделенными необычной силой, и она добилась только того, что хватка на ее лодыжках стала еще болезненней.
Она ощутила, как поднялись по последней лестнице… прошли еще немного. Скрипнула дверь. Затем тело Марианны обняла нежность мягких подушек, и почти одновременно она снова увидела свет. Как раз вовремя. Окутывавшая ее голову ткань была невероятно плотной и совершенно не пропускала воздух.
Молодая женщина несколько раз глубоко вздохнула, затем, приподнявшись, поискала взглядом тех, кто принес ее сюда. То, что она обнаружила, было таким удивительным, что она невольно спросила себя, а не снится ли ей это: стоя в нескольких шагах от кровати, три женщины с любопытством смотрели на нее, три женщины, каких она никогда не видела.
Очень высокие, одинаково одетые в темно-синие с серебряными полосами одеяния, под которыми переливались многочисленные драгоценности, все они были такие же черные, как эбеновое дерево, и так походили друг на друга, что Марианна посчитала это вызванной усталостью иллюзией.
Вдруг одна из женщин отделилась от группы, словно призрак скользнула к оставшейся открытой двери и исчезла за нею. Ее босые ноги не издавали ни малейшего шума на выложенном черными мраморными плитками полу, и, если бы не сопровождавшее ее движения серебристое позвякивание, Марианна могла бы поверить, что это видение.
Тем временем две другие, не обращая больше на нее внимания, стали зажигать большие свечи из желтого воска в высоких железных канделябрах, стоявших прямо на полу, и детали обстановки помещения мало-помалу стали проявляться.
Это была очень большая комната, одновременно роскошная и мрачная. Висевшие на каменных стенах вышитые золотом ковры представляли сцены резни почти невыносимой жестокости. Обстановка, состоявшая из огромного дубового сундука с накладными замками и кресел из черного дерева, обтянутых красным бархатом, была просто средневековой строгости. Тяжелая лампа из позолоченной бронзы и красного хрусталя свисала с потолка, но не горела.
Что касается ложа, на которое положили Марианну, то оно оказалось громадной кроватью с колоннами, способной вместить целую семью, с тяжелыми занавесями из подбитого красной тафтой черного бархата, покрытой стеганым золотом одеялом. Внизу занавеси терялись в черных медвежьих шкурах, укрывавших две ступеньки, над которыми возвышалась кровать, словно предназначенный для какого-то дьявольского божества алтарь.
Чтобы избавиться от охватившего ее тягостного ощущения, Марианна заговорила.
– Кто вы? – спросила она. – Зачем принесли меня сюда?
Но ей показалось, что ее голос доносится откуда-то издалека, едва выходя за губы, точно так, как это бывало в худших кошмарах. К тому же ни одна из негритянок не откликнулась на ее слова. Теперь все свечи горели, образуя огненные букеты, которые отражались в черном плиточном полу, блестящем, как озеро под луной. На сундуке горел еще один канделябр.
Третья женщина вскоре вернулась с уставленным яствами подносом, который она поставила на сундук.
Но когда она подошла к кровати, повелительным жестом подзывая других, Марианна увидела, что сходство этих женщин происходило из-за подобия фигур, роста и одежды, ибо последняя была гораздо красивее, чем ее подруги. У нее характерные негроидные признаки, сильно выраженные у других, были более утонченными, стилизованными. Ее холодные глаза сине-стального цвета имели красивый миндалевидный разрез, а ее профиль, несмотря на почти животную чувственность грубо вырубленных губ, мог бы принадлежать дочери фараона. В ней чувствовалась надменность и презрительная властность. В мрачном свете свечей она составляла с другими единую группу, но видно было, что она – главная, а те ей повинуются.
По ее знаку Марианну снова схватили и поставили на ноги. Чернокожая красавица подошла и, словно не замечая попыток к сопротивлению, впрочем, немедленно укрощенных, расстегнула измятое платье молодой женщины и сняла его. Белье и чулки последовали за ним.
56 
