Особенно,... 
17 
– Он абсолютно прав! – сказал виконт. – Только дерзкая отвага выигрывает в подобной ситуации. И к тому же у нас нет выбора.
– Вы думаете, что у него получится? – обеспокоенно спросила Марианна.
– Я надеюсь! В противном случае, мое дорогое дитя, нас ничто не спасет: всех повесят на реях какого-нибудь фрегата, если только раньше не пристрелят. Ибо если нас поймают, то, безусловно, не пощадят! Это вас не пугает?
– Пугает? Единственное, что меня пугает, Аркадиус, это жить без Язона. Все остальное мне безразлично, даже веревка или пуля…
Жоливаль выпустил несколько клубов дыма, затем внимательно посмотрел на покрасневший кончик сигары.
– Я давно заметил, что вы созданы, чтобы стать великой возлюбленной, великой героиней или великой… сумасбродкой! – сказал он ласково. – Лично я достаточно люблю жизнь, и, поскольку в этом доме стоят Семь Святых, я попрошу сделать все, что в их силах, чтобы эта веселенькая рождественская ночь, которую пообещал наш пылкий капитан, не стала для нас… последней!
И Аркадиус вышел в сад докуривать сигару, в то время как Марианна стала машинально чистить рыбу.
24 декабря началось плохо. С поздним рассветом опустился такой плотный, хоть ножом режь, туман, что Рекувранс с его редкими деревьями и оградами из серого камня казался каким-то затерянным миром, плывущим по течению в облачной бесконечности. Только смутно проглядывали очертания башни Мот-Танги. Все остальное: город, замок, порт и рейд исчезли, словно холм, подобно освободившемуся от креплений гигантскому монгольфьеру, устремился к небу.
Марианна, которая в эту последнюю ночь ни на минуту не сомкнула глаз, в полном отчаянии смотрела на туман. Судьбе словно доставляло злобную радость усложнять ее задачу. Она сердилась на нее, она сердилась на природу, на самое себя за то, что так нервничает, на всех, кто спокойно занимается своими делами в то время, как она терпит такие муки. Она до сих пор повторяла, что приход «Сен-Геноле» останется незамеченным, если шхуна вообще сможет приблизиться к берегу, пока Жоливаль перед полуднем не послал Гракха взобраться на скалы возле замка, чтобы оттуда наблюдать за приходом кораблей.
Немного успокоившись, Марианна постаралась хоть внешне вести себя нормально в этот критический день, когда решалась ее будущая жизнь. Тем не менее она раз сто спросила у вооружившегося терпением Жоливаля, уверен ли он, что Язон предупрежден, так же как и Франсуа Видок, чтобы тот смог помочь американцу и самому использовать неожиданную возможность. Ибо Марианна ничуть не сомневалась, что каторжник ничего не сделает даром…
Г-жа Легильвинек, собиравшаяся провести святую ночь у своей племянницы в Порзике, с самого утра была озабочена тем, чтобы в ее отсутствие у соседки было все, что полагается, и принесла ей традиционное полено, которое должно медленно гореть в очаге, ожидая полуночной мессы. Оно было красиво украшено красными лентами, веточками лавра и остролиста, и Марианну тем более тронуло это доказательство приязни, что она тщательно скрыла свое намерение покинуть этой ночью Брест, чтобы больше никогда не вернуться, и приглашение племянницы она посчитала благословением неба.
Доброй женщине так не хотелось покидать своих новых друзей, что она два или три раза спрашивала, не хотят ли они, чтобы она осталась с ними, или не пойдут ли вместе с ней. Но, встретив ласковое, но упорное сопротивление, она решилась наконец после многочисленных «увы!» расстаться с ними, обязав Марианну строго соблюсти местные обычаи: хорошо встретить детей, когда они придут славить Христа, не забыть прочесть молитву об усопших перед тем, как идти к полуночной мессе, приготовить блины и петуха для скромного рождественского ужина и так далее. Среди прочего она серьезно посоветовала ей поститься до вечера.
– Ничего не есть? – запротестовал Жоливаль. – В то время как ее и так невозможно заставить нормально питаться?
Г-жа Легильвинек назидательно воздела палец к потемневшим балкам потолка.
– Если она желает увидеть в святую ночь свершившимися пророчества или, попросту говоря, если она хочет исполнения своих желаний, она не должна ничего есть целый день до того, что можно считать ночью, то есть когда на небе появятся девять звезд. Если она сможет соблюсти пост до восхода девятой звезды, подарок от неба ей будет обеспечен!
Аркадиус начал недовольно бурчать, ибо его философский ум отказывался признать любую форму суеверия, но Марианна, соблазненная поэзией пророчества, ласково смотрела на вдову, похожую в своем черном наряде на некую античную Сивиллу.
17 
