78 
– Можете вы иметь что-нибудь против герцогини Отрантской, моей жены? Напоминаю вам, что, имея четверых детей, она является образцовой хозяйкой семьи и вполне способна позаботиться о девушке, которая, кстати, тепло рекомендована моим старым другом. Вы удовлетворены?
Был ли удовлетворен корсар – неизвестно, ибо он молчал, а вот Марианна едва удержала гримасу недовольства. Мысль о том, чтобы поселиться в этом слишком отдающем полицией доме, ей не очень улыбалась. К тому же она не могла понять, почему Фуше, даже принимая во внимание рекомендацию Никола, до такой степени заинтересовался ею. Возможно, он оказывал ей большую честь, и она, без сомнения, должна быть за это крайне признательна, но ведь не ради этого она приехала в Париж.
– Я думала, – начала она застенчиво, – что я смогла бы жить у моей кузины д'Ассельна.
– Еще неделю назад это было бы возможно. К несчастью, с тех пор ваша кузина нашла способ заставить говорить о себе. Она не может заниматься вами!
– Что это значит?
– Что она уже пять дней находится на пути в… Овернь, где останется жить под надзором. Должен добавить, что перед этим она три дня пользовалась гостеприимством полиции в тюрьме Маделонетт.
– В тюрьме, моя кузина? – воскликнула Марианна, ошеломленная неизбежностью судьбы, толкавшей последних носителей ее фамилии в тюремные камеры. – Но за что?
– За то, что она бросила в карету Императора письмо-протест, касающееся личной жизни Его Величества. Ознакомившись с очень резким содержанием этого письма, мы сочли нужным отправить м-ль Аделаиду обрести спокойствие в деревенской тиши. И это больше для ее блага, чем для нашего!
– Тогда я поеду к ней! – решительно заявила Марианна.
– Я вам не советую. Не забывайте, что вы являетесь под вашим подлинным именем тайно вернувшейся эмигранткой, подпадающей под действие строгого закона. Для вас лучше остаться мадемуазель Малерусс, особой, с которой вашей кузине нечего делать. Кроме того, ее воззрения таковы, что я не желал бы в целях вашей безопасности, чтобы вы переняли их.
Сказав это, Фуше, считая, без сомнения, что тема исчерпана, повернулся к Сюркуфу, ожидавшему с нахмуренными бровями окончания диалога, и адресовал ему самую любезную улыбку.
– Мне кажется, мой дорогой барон, – засюсюкал он, – что теперь уж вы можете попрощаться с нашей юной гостьей, которую я представлю герцогине.
Но Сюркуф не собирался покидать свой стул.
– С кузиной действительно дело сомнительно, ладно! – отчеканил он. – Но ведь есть другой член семьи. Насколько мне известно, Императрицу вы не арестовали?
– Бедняжка!.. – Вздох Фуше выдал всю глубину его сочувствия Жозефине. – Я думал о ней, но чистосердечно признаюсь, что рапорты, которые я получаю из Мальмезона, не сулят ничего хорошего. Несчастная Императрица днем и ночью проливает слезы и отказывается принимать кого бы то ни было, за исключением своих близких. Она действительно не может уделить внимания кому-нибудь, особенно дальней родственнице, которую она никогда не видела. Мне кажется, лучше немного подождать. Позже, когда Ее Величество возьмет себя в руки, я не премину поставить ее в известность. До тех пор мадемуазель Малерусс должна удовлетвориться нашим покровительством.
Фуше встал, как бы давая понять, что аудиенция окончена, однако он начал рыться в загромождавших его стол бумагах. Вскоре он вытащил какое-то письмо, пробежал его глазами и заявил:
– Впрочем, я думаю, дорогой барон, что ваше пребывание в Париже долго не затянется и вы поспешите вернуться в Сэн-Мало. Предо мной рапорт, который сообщает об одном смелом деле, осуществленном вашим человеком. Горье, капитану «Ласточки», удалось захватить в Гернси, под самым носом у англичан, ваш бриг «Несравненный», утраченный в ноябре.
– Не может быть!
Марианна с грустью отметила, что Сюркуф глядел сейчас на министра как на божественного посланца, совершенно оставив ее своим вниманием. Впрочем, что могла значить в жизни моряка случайно внушенная ею привязанность в сравнении с тем, что наполняло его душу: корабли, люди, море?.. Он уже вертел в руках шляпу, лежавшую перед тем на шкафу.
– Я отправляюсь сегодня же вечером! Спасибо за новость, дорогой министр! Лучшей вы не могли бы мне сообщить. В таком случае мне остается только попрощаться с вами.
Затем, повернувшись к Марианне, он низко поклонился.
– И с вами также, мадемуазель, – продолжал он любезно. – Я уезжаю спокойным за вас и желаю вам много счастья. Не забывайте меня!
78 
