107 
Видя, что возмущенная Марианна поднимается с пылающими щеками и мечущими молнии глазами, он, смеясь, добавил:
– Это именно то, о чем я думал: вы не польщены. И к тому же вы не правы: голос Деборы был как дивный темный бархат. Так вот! В детстве вас должны были научить, что любопытство всегда наказывается.
– Довольно! – дрожа от гнева, вскричала Марианна. – Извольте немедлено изложить причины, вызвавшие эту встречу, и подведем черту. Что вы хотели мне сказать?
В свою очередь, он встал и подошел к ней.
– Прежде всего один вопрос, с вашего разрешения: почему вы бежали из Англии?
– А вы разве не знаете, что произошло в Селтон-Холле в ночь после свадьбы?
– Нет, однако я…
– Тогда как вы смеете спрашивать, почему я бежала, хотя прекрасно знаете, что я убила мужа и его кузину, прежде чем поджечь замок. Вы знали это так хорошо, что бросились преследовать меня с твердым намерением отдать в руки палача.
– Я?.. Я бросился преследовать вас? И у меня было намерение отдать вас палачу? – повторил Бофор с таким искренним изумлением, что Марианна немного растерялась.
Продолжала она уже с меньшим энтузиазмом:
– Конечно, вы! Я слышала вас вечером на набережной в Плимуте! Вы шли с каким-то коротышкой в черном и сказали, что я в любом случае не уйду далеко и виселица уже ждет меня.
– Как? Вы были там? Ого! Уж не раздобыли ли вы волшебный порошок, который делает невидимым?
– Не важно. Говорили вы это или нет?
Язон рассмеялся от всего сердца.
– Конечно, я говорил это! Но не пойму, как вам удалось подслушать в замочную скважину, когда ее даже не было. Я говорил не о вас, маленькая глупышка! Я тогда еще не знал о всех ваших подвигах в ту ночь!
– Но о ком же?
– Об одной негодяйке. О некой Нелл Вудбери, дочери лондонских трущоб, убившей с целью ограбления моего лучшего марсового, одного из двоих, которых мне удалось спасти после гибели «Красавицы Саванны». Она пробралась в Плимут, откуда собиралась отправиться на Антильские острова. Это ее я искал. И нашел!..
– Таким образом, ее…
– Повесили! – бросил Бофор сурово. – Другого она не заслужила. Если бы правосудие проявило к ней снисходительность, я убил бы ее сам. Но оставим это! Вы пробудили во мне неприятное воспоминание. А речь идет о вас. Что вы собираетесь делать теперь?
– Теперь?
– Да, да, – сказал он нетерпеливо. – Не думаете же вы оставаться в этом доме? Простая лектриса очаровательной идиотки, ожидающая, может быть, что мой сиятельный друг заметит, насколько она соблазнительна.
Снова это предложение! И снова Марианну охватил неудержимый гнев. Неужели действительно нельзя представить для нее другое предназначение, кроме постели Талейрана?
– За кого вы меня принимаете, в конце концов? – начала она.
– За превосходную девушку, у которой, к сожалению, ума меньше, чем в моем мизинце! У вас гениальная способность попадать в невероятные ситуации, милое дитя! Слушайте, вы мне напоминаете молодую чайку, неопытную и легкомысленную, которая вслепую бросается в бушующий океан, принимая его за простой ручей, и потом не знает, как из него выбраться. Я убежден: если вы останетесь здесь – рано или поздно станете добычей этого старого развратника – Талейрана.
– А я утверждаю, что нет! Вы только что говорили о моем голосе. Именно с его помощью я рассчитываю выбраться отсюда. Я каждый день беру уроки, и учитель клянется, что обеспечит мне триумфальные выступления на самых больших европейских сценах. Он говорит, что я могу стать певицей века! – с наивной гордостью закончила Марианна.
Бофор пожал плечами.
– В театре? И это в театре вы надеетесь найти свою судьбу и положение, достойное вас? Да будь у вас голос, как у самого архангела Гавриила, я попросил бы не забывать, кто вы есть, – строго сказал Язон. – Дочь маркиза д'Ассельна на подмостках! Что это наконец, безумие или недомыслие?
Мало-помалу им овладел гнев. Марианна видела, как сжались кулаки под кружевными манжетами и его лицо хищной птицы стало невероятно суровым.
– Ни то, ни другое! – закричала она вне себя. – Я хочу быть свободной! Разве вы не понимаете, что нет больше Марианны д'Ассельна, что она умерла, умерла осенним вечером… и это вы ее убили! Что вы теперь говорите о моем имени, о моих родителях? Вы думали о них в ту ночь, когда выиграли меня за карточным столом, как лежалый товар, как рабыню, которой можно распоряжаться по своей прихоти? Вы осквернили той ночью имя маркиза д'Ассельна, отдавшего жизнь за веру и короля. А дочь его показалась вам достойной такого же уважения, как матросская девка!
107 
