88 
Но как-то однажды Себастьяно должен был ночью отлучиться из дому. Слуга кардинала Чиприани, который всегда покровительствовал его семье, пришел за ним и срочно попросил его поехать с ним. Напрасно Хатун ждала возвращения своего любимого супруга в постели со смятыми простынями, подушкой, которая еще хранила форму его головы. Утром на рассвете в Тибре был найден его труп, а вечером того же дня бедную Хатун, замужество которой никогда не было признано тетушкой, силой отвели работорговцу из Транствере. Тот держал ее взаперти столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы стихло волнение, вызванное смертью врача. Затем работорговец предложил эту редкостную красавицу графу Джироламо Риарио, который подарил ее своей молодой жене, пропустив ее сначала через свою постель.
Эта последняя ночь закрыла список несчастий Хатун. Молодая графиня Катарина была гордой и немного высокомерной, но в глубине души очень доброй и щедрой женщиной. Новая рабыня настолько понравилась ей, что она сделала ее своей горничной, которой она часто поверяла свои мысли. При Катарине Хатун играла почти ту же роль, что и при Фьоре в течение стольких лет.
Заканчивая свой рассказ, Хатун сказала Фьоре:
– Но это все же не ты, ты совсем не такая, как она. В ней есть какая-то неукротимость, которую она не осмеливается показать. Катарина несчастна с графом, с этим грубияном, простолюдином, дядя которого стал папой, и это позволяет ему давить все и вся вокруг него. А по-настоящему он любит только золото.
– Но его жена очень красива! Неужели он не любит ее? – удивилась Фьора.
– Он гордится ею, потому что она принцесса, но о любви здесь нет и речи. Подумай сама, когда он женился на ней, ей не было еще и полных одиннадцати лет. Однако это не помешало ему потребовать настоящей первой брачной ночи! Я думаю, что Катарина никогда не простит ему этого.
– Если я не ошибаюсь, она, кажется, беременна?
– Что поделаешь? Даже презирая мужа, она должна жить с ним. Но есть другие вещи, которые, однако, компенсируют ее несчастье, – она королева Рима. Все лучшие люди города у ее ног. И потом, она начитанна, образованна. Во дворце есть комната, в которой она любит уединяться, чтобы составлять настои и кремы.
– Она занимается алхимией? – удивилась Фьора.
– Я не знаю, как это называется, но графиня часто приходит сюда. Она взяла под свое покровительство Анну-еврейку, потому что графиня многому учится у нее. Кроме того, Анна составляет для нее разные смеси, молочко, маски, которые делают лицо графини гладким и свежим. Донна Катарина записывает все это в книгу, которую она никому не показывает.[16]
– Да, она удивительная женщина, – сказала Фьора, – но разве твои отлучки не удивляют ее? Вот уже второй день ты приходишь сюда. Она позволяет тебе это?
– Я же говорила тебе, что она добрая. Я ей сказала почти правду: будто я нашла свою давнюю подругу, которая сейчас больна и нуждается в моей помощи.
– Это правда, Хатун, ты мне очень нужна. Но, к несчастью, мы скоро расстанемся. Как только силы вернутся ко мне, я попрошу Стефано Инфессуру помочь мне выбраться из Рима. Сначала я хочу добраться до Флоренции, чтобы скрыться от когтей папы и Иеронимы, а потом вернуться оттуда во Францию.
– Я пойду с тобой. Я больше не хочу покидать тебя, и к тому же я так соскучилась по донне Леонарде, да и малыша Филиппа мне хотелось бы увидеть.
– Ты думаешь, донна Катарина позволит тебе это?
– Позволит или нет, неважно. По закону о рабах я по-прежнему принадлежу тебе, потому что ты меня не продавала, не выгоняла и не… освободила.
– Да нет же, ты давно свободна, Хатун. С того самого дня, когда ты бросилась в лапы Вираго, чтобы освободить меня. Ты это отлично знаешь.
– Да, но я не хочу, чтобы это стало известно.
Приход Анны прервал их разговор. Красавица еврейка пришла сменить повязку, как это она делала дважды день. Она нашла, что состояние Фьоры удовлетворительно. Благодаря лечению у Фьоры не поднялась температура, и она явно пошла на поправку. У Анны, следовательно, были причины радоваться. Однако в этот вечер она была чем-то очень озабочена.
– Инфессура не объявился ни вчера, ни сегодня, – сказала она. – А ведь он обещал приходить каждый день.
– Тогда надо ждать его ночью, – ответила Фьора. – Правда, прошлой ночью он тоже не приходил. Может, что-нибудь помешало ему? Может быть, он придет сегодня вечером?
Наступил вечер, прошла ночь, но писарь-республиканец так и не постучал в дверь. Он не пришел ни на следующий день, ни на четвертый.
88 
