89 
– Моя радость вас пугает? – медленно повторил он.
– Вы даже не представляете, до какой степени. В этот час герцог Брауншвейгский, король Пруссии и монсиньор д'Артуа вместе с эмигрантами должны быть на пути в Германию. Именно по этой причине отец послал меня к вам, не без некоторого риска, разумеется. Он боялся, что письмо потеряется или попадет не в те руки. И потом, я могу ответить на все ваши вопросы.
– Что вы говорите?
Из того, что сказал Карлос Сурда, граф уловил только самое начало. Но он понял все намного лучше, чем можно было предположить, услышав его вопрос. Поэтому, когда молодой человек решил повторить свой рассказ, граф жестом остановил его, вернулся к своему креслу и тяжело опустился в него. Казалось, он забыл о том, что у него посетитель. Граф д'Антрэг снова заговорил, но обращался он к самому себе:
– Невозможно! Это невозможно с точки зрения логики и военного искусства! Такая армия! Самая сильная в Европе, и она отступила перед необученным, плохо вооруженным, плохо одетым сбродом, который только и умеет, что потрясать своими пиками и орать. Но как это стало возможно? Нет, этого не может быть! Несомненно, вы что-то перепутали, мой юный друг, у меня были совсем другие сведения.
Карлос Сурда прокашлялся и заговорил:
– Полагаю, ошибочными были все сообщения, полученные вами ранее, сударь. Войска встретились под Вальми. Была многочасовая канонада, но пехота и кавалерия в бою не участвовали. А потом... стороны договорились, и генерал Дюмурье позволил врагу отойти.
Эти слова заставили графа подскочить на месте:
– Позволил?! – каркнул он. – Потрудитесь выбирать слова, молодой человек!
– Я только достоверно повторяю слова моего отца, сударь. Он просил передать вам следующее. Отец не знает, что в точности произошло под Вальми, но постарается выяснить. Он побывал в Париже. Там ходят слухи о том, что кражу королевских бриллиантов организовал Дантон, чтобы подкупить герцога Брауншвейгского. Это возможно, но следует признать, что прусские и австрийские войска, ослабленные болезнями и ужасной погодой, не могли воевать должным образом...
– Глупости! Для французов погода была ничуть не лучше!
– Но французские войска не были отрезаны от своих обозов. Они находились на своей территории, их поддерживало население. Повторю еще раз – мы не располагаем всеми фактами.
– А что с королем?
– Короля больше нет. Его свергли и провозгласили республику. Сейчас он по-прежнему находится в Тампле, но поговаривают о судебном процессе.
– Ах вот как!
– Вы еще долго собираетесь держать на ногах этого молодого человека? – трубным голосом провозгласила госпожа д'Антрэг, пришедшая узнать новости. – Разве вы не видите, что он падает от усталости?
Граф вздрогнул. Голос жены вырвал его из омута мрачных мыслей, куда он постепенно погружался.
– О да, разумеется! Простите меня, юноша. Вам следует отдохнуть. Госпожа д'Антрэг о вас позаботится. Мы с вами увидимся позже...
Но мрачные мысли графу определенно пришлось отложить на время. Не успела его жена увести гостя, как во внутреннем дворе раздался грохот колес почтовой кареты. Запыленная карета явно прибыла издалека. Дверца открылась, высунулась нога в башмаке с тяжелой пряжкой и край сутаны священника. Наконец появился и сам отец Анжелотти.
Граф сбежал по ступеням вниз, чтобы должным образом приветствовать гостя, прибывшего из Кобленца. Он был исповедником графини де Бальби, любовницы графа Прованского, и очень часто выполнял ее поручения. Д'Антрэгу явно предстояло узнать еще новости.
У маленького, черноволосого, грязного, – на утренние омовения у него никогда не хватало времени, – отца Анжелотти, иезуита по вере и по характеру, были большие уши, которые служили ему хорошую службу. Они составляли разительный контраст с круглым лицом и кошачьими желто-зелеными глазами под тяжелыми веками.
Д'Антрэг обнял его как брата.
– Друг мой! Вы проделали такой долгий путь и прибыли ко мне в такой момент, когда я полон тревоги и сомнений! Сам господь послал вас ко мне!
– Если не он сам, то тот, кто может в ближайшие дни получить его благословение и вернуть Франции утерянные достоинство и счастье. Когда в вашем доме обедают, граф? Я умираю с голода!
– Мы обедаем в одиннадцать часов утра, как и все. Но вам принесут поесть и не забудут про хорошее испанское вино.
Зная, что иезуит все время мерзнет, граф усадил его в большое кресло у разожженного камина в той комнате, что служила ему кабинетом в плохую погоду. Священнику это явно пришлось по душе. Он протянул ноги к огню, съел несколько марципанов, запил их тремя стаканами отличного хереса и удовлетворенно вздохнул. Анжелотти сложил руки на животе, уголки его губ чуть дрогнули, что можно было принять за улыбку.
89 
