Особенно,... 
17 
– И куда это ты, парень, направляешься? – лениво поинтересовался он.
– Ясное дело – куда?! Я везу дам к монсень... к гражданину Нивернейскому. А ты что здесь делаешь? Я надеюсь, с хозяином дома ничего плохого не случилось?
– Плохого? А я здесь для чего? Ты что, смеешься? Объясняю, – гвардеец вынул погасшую трубку изо рта. – Гражданин Нивернейский – хитрая бестия. Он сообразил, что, пустив на постой Национальную гвардию, он обеспечит себе надежную охрану. И к тому же он нас содержит совсем неплохо! Храбрый старикан! Мы его любим...
– Мы тоже, – ответил Сильвен. – В кабриолете госпо... гражданка, которая хотела бы узнать о его здоровье и которой хотелось бы его увидеть.
– Я-то ничего не имею против. Что касается здоровья, гражданин Нивернейский себя чувствует вполне прилично. А вот насчет визита... Старика нет дома!
– Как это нет дома? – не удержалась от восклицания Анна-Лаура. – Ведь он болен!
Гвардеец гулко расхохотался:
– Болен? Для больного он что-то слишком резво собрался, когда за ним пришли.
Анна-Лаура встревожилась не на шутку. Она тут же вообразила худшее.
– А вы не могли бы сказать, кто именно за ним пришел? – Она ждала, что услышит в ответ «местные революционеры», и нервничала, ожидая, пока гвардеец раскурит трубку. – Прошу вас, скажите мне, кто за ним пришел?
Вместо ответа гвардеец наградил ее насмешливым взглядом и выдохнул струю дыма:
– Не стоит так волноваться, гражданка! Он всего лишь перешел на другую сторону улицы. За ним пришел человек, находящийся в услужении у... Э, постойте-ка, вон он возвращается!
И действительно. Анна-Лаура, вышедшая из экипажа, заметила фигуру в черном, пересекающую по диагонали улицу Турнон. Напудренный парик герцога прикрывала старого фасона треуголка, и он размахивал тростью, явно радуясь чему-то. Он заметил молодую женщину и поспешил к ней.
– Наконец-то вы вернулись, моя дорогая девочка! Благодарение богу! Я так о вас беспокоился!
– Мой дорогой герцог, наверное, только вы один и волновались. Жосс нисколько не тревожился и...
– Ну-ка, ну-ка, – вмешался гвардеец. – Все эти ваши герцоги, маркизы и все такое прочее, такого лучше на улице не говорить. Зайдите-ка вы в дом.
Герцог Нивернейский улыбнулся. Улыбка разительно молодила его. В семьдесят шесть лет у него было отменное здоровье. Его красивое лицо – в семье Манчини красота передавалась из поколения в поколение – с тонкими чертами и высоким лбом пощадили годы. А перенесенные страдания смягчили высокомерное выражение.
– Септим, мой друг, вы как всегда правы! Идемте, дорогая моя!
И по-дружески взяв под руку молодую женщину, герцог повел Анну-Лауру к подъезду особняка. Маркиза с удивлением обнаружила, что герцог занимает теперь только несколько комнат. На пороге их встретил слуга, ровесник герцога, и взял у хозяина шляпу, перчатки и трость.
– Что вы сделали с остальными комнатами? – обратилась к герцогу молодая женщина, давно не бывавшая на улице Турнон.
– Они закрыты, дитя мое! Из осторожности я уволил большую часть слуг. У меня остались только старый Колен и его жена, которая мне готовит. Надо идти в ногу со временем, а ведь вы знаете, что я старый либерал...
– Но как же ваша коллекция?
– Закрытые двери защищают некоторую ее часть, картины, например. Что же до остального... – герцог понизил голос. – Большая часть коллекции находится в другом месте. Но садитесь же, моя дорогая, и расскажите, чему я обязан счастьем видеть вас?
– А разве мой супруг не предупредил вас о моем приезде? Он должен был побывать у вас этим утром, справиться о вашем здоровье и сообщить о том, что я заеду вас навестить. Маркиз говорил, что вы очень больны.
– Я не впервые замечаю за нашим дорогим маркизом склонность к преувеличению, хотя он и не уроженец юга. Да, в Тюильри меня и в самом деле немного помяли в тот страшный день, но я принял ванну и хорошо выспался, и все прошло. И этим утром ваш муж не заезжал ко мне. В противном случае я бы не вышел из дома или распорядился бы, чтобы вас попросили подождать. Я навещал моего соседа и друга. Он умирает. Я вам рассказывал об адмирале Джоне Поль-Джонсе?
– Американском герое, славно сражавшемся за свое отечество во время войны за независимость, а потом служившем верой и правдой Франции? Я знаю, что король дал ему корабль и титул шевалье. И он умирает? Но адмирал совсем еще не стар.
– Ему сорок семь, но... Мой дорогой Поль-Джонс слишком любил женщин и всегда был окружен ими. Я полагаю, именно это и убивает его, если не считать той болезни, которой он заразился, служа Екатерине Великой... Пребывание в России не пошло ему на пользу. Не буду скрывать от вас – мне его очень жаль. Это необыкновенно приятный человек и страшно одинокий, несмотря на свою дружбу с герцогом Орлеанским. У Поль-Джонса осталось только двое друзей – Сэмюэль Блэкден и граф де Сент-Олер... И ваш покорный слуга, конечно. Мы познакомились два года назад, когда он снял дом чуть дальше по улице. Я восхищаюсь его храбростью перед лицом смерти... Но простите меня! Я не должен был произносить в вашем присутствии это ужасное слово! Расскажите мне скорее, почему вы вернулись. Я полагал, что вы теперь в безопасности в вашей любимой Бретани...
17 
