В каждой каюте стояли в несколько рядов узкие жесткие койки. В проходах между рядами громоздились сундуки, коробки, картонки, корзины, содержащие не только одежду и то, что потребуется переселенцам в Новом Свете, но и запас продуктов на период путешествия. Некоторые продукты уже начали портиться, и от их запаха рвота лишь усиливалась.
Риган и другим женщинам приходилось перелезать через сундуки, выбирая при каждом шаге место, куда можно поставить ногу.
К тому времени как она вернулась в собственную каюту, Риган была измучена до предела.
Трэвис немедленно отложил книжку и обнял Риган.
— Устала, любовь моя? — прошептал он.
Она смогла лишь кивнуть в ответ, радуясь тому, что может наконец прижаться к здоровому и сильному человеку и не видеть больше грязи и убожества, среди которых провела весь день.
Расслабившись в его объятиях, полусонная Риган почти не заметила, как он усадил ее в кресло и, услышав стук, подошел к двери. Даже услышав плеск воды, она не стала открывать глаза. Она целый день только и слышала плеск воды, стирая одежду и пеленки младенцев и отмывая грязные ночные горшки.
Улыбаясь от удовольствия, она отдалась рукам Трэвиса, который принялся расстегивать ее платье. Гораздо приятнее было чувствовать, что за тобой ухаживают, чем ухаживать за кем-то самой. Раздев ее догола, он взял ее на руки, и она обрадовалась, что ее сейчас положат на кровать, но ягодицы неожиданно коснулись теплой воды, и она широко раскрыла глаза.
— Тебе нужно помыться, моя малышка, очень уж ты пропиталась неприятным запахом, — с улыбкой сказал Трэвис, заметив ее удивление.
Оказаться в горячей воде — пусть даже морской — было так приятно! Риган, откинувшись назад, позволила Трэвису вымыть ее.
— Я не понимаю тебя, — тихо сказала она, наблюдая за его намыленными сильными руками, сновавшими по ее телу.
— Скажи, что тебе непонятно, и я объясню все, что ты захочешь узнать.
— Несколько недель назад я бы сказала, что человек, который похищает людей, преступник и его надо посадить в тюрьму, но ты…
— Что я? Я похищаю хорошеньких юных леди, насилую их, но ведь я их не бью? Во всяком случае, если бью, то не слишком часто, — засмеялся он.
— Это правда, но мне кажется, что ты способен на все. Такого мужчину, как ты, я не могу понять.
— А каких мужчин ты понимаешь? Таких, как этот субтильный Уэйнрайт? Скажи мне, скольких мужчин ты знала? Сколько раз была влюблена?
К тому, что он услышал в ответ, Трэвис готов не был.
— Я знала одного мужчину, — тихо сказала она. — Я была влюблена однажды и не думаю, что это случится снова.
Трэвис, внимательно наблюдавший за ней, заметил, как в ее глазах появилось отстраненное выражение, а уголки губ тронула нежная улыбка.
Риган подумала о Фарреле, о том, как он предлагал ей выйти за него замуж, но Трэвис, не выдержав, швырнул мыло в воду.
— Заканчивай сама или подожди, пока придет твой любимый и сделает это! — прорычал он и выскочил из каюты, хлопнув дверью.
Довольная тем, что удалось вызвать его ревность, Риган вышла из воды и принялась вытираться. Она подумала, что, возможно, неплохо, если Трэвис поймет, что он не единственный мужчина в ее жизни, что, может быть, существуют на свете и другие люди. Когда она приедет в Америку и их пути разойдутся, пусть он не думает, что она ничего не сможет добиться сама, без его помощи. Может быть, она даже найдет себе мужчину вроде Фаррела, который будет любить ее и не станет считать наивным ребенком.
Забравшись в постель, она вдруг почувствовала себя очень одинокой. Фаррел не любил ее, ему были нужны только ее деньги. Дядюшке она тоже была не нужна, а Трэвис, этот странный, самоуверенный, добрый человек, недвусмысленно заявил, что она нужна ему только на некоторое время. Одинокая, усталая, голодная и совершенно несчастная, она начала плакать.
Когда пришел Трэвис и заключил ее в объятия, Риган вцепилась в него, опасаясь, что он ее тоже бросит.
— Ну, ну, малышка, успокойся. Теперь тебе нечего бояться, — шептал он, но когда ее губы прижались к его губам, ни о каком спокойствии уже не могло быть и речи.
Риган не смогла бы сказать, было ли это из-за того, что она целый день находилась рядом с болезнью, или во всем были виноваты мысли об одиночестве, но она изголодалась по Трэвису. Она больше не думала о том, что ее держат в плену и что ей следует по крайней мере быть более сдержанной в своих желаниях. Она думала лишь о том, что он ей отчаянно нужен, что ей необходимо, чтобы он сжимал ее в объятиях, любил ее, заставлял почувствовать себя частью окружающего мира, а не каким-то бесполезным его придатком.