.
Очередная сказка о Золушке 
93 
Бабаня неслышно появилась в комнате, поставила перед Иркой блюдце с тремя белыми таблетками и одной желтой. Потом исчезла, бесшумная, как женщина Востока. Сложно поверить, что это та же самая Бабаня, которая в двадцать лет голосом открывала двери.
— Кажется, я тебя насквозь проплакала, — сказала Ирка, упрямо глядя на свое «цацаца ымо».
— Да ерунда! Всегда пожалуйста. — Матвей задумчиво ощупал свитер. — Ты правда не хочешь в Сокольники?
— Я о них даже вспоминать не хочу! Кроме ноута, ничего оттуда не перевезла. Даже зубная щетка другая, — ответила Ирка.
* * *
Выдаются дни пустые, когда стрелка липнет к циферблату, а случаются наполненные событиями настолько, что только отмахиваешь их, как теннисные мячики. Сегодняшний был именно таким.
Бензиновое облачко от старой иномарки Вована еще висело в воздухе, когда кто-то постучал, но не во входную дверь, а сразу в дверь комнаты. Ирка вопросительно повернула голову. Бабаня обычно не стучала. К тому же гулкие удары ее пяток она услышала бы еще от кухни.
— А я к вам, огурчики вы мои несоленые! Доброго вам здоровьичка! — ласково пожелал кто-то. В комнату просунулся красный носик Аиды ПлаховныМамзелькиной. Косу в брезентовом чехле она тащила с собой, не имея желания оставлять ее в коридоре.
Ирка в ужасе откинулась на спинку коляски. Багров вскочил, готовый защищать ее.
— Чего вам надо? — крикнул он.
— От тебя ничего, милок! Подожди покуда в коридоре! — решительно сказала старушка и своей иссохшей ручкой, с легкостью корежившей в катастрофах металл машин и поездов, выставила Матвея за дверь.
— Ох ты, моя голубушка! Всколохнулась вся, побледнела! — запела Плаховна, глядя на Ирку. — Не бойся! Не по работе я к тебе, душечка! Нету на тебя пока разнарядочки! Погутарить хочу!
Старушка сбросила полупустой рюкзачок, скромно уселась на край стульчика, сложила на коленках ручки и умненькими глазками уставились на Ирку.
— Как тебе, дитятко, живется? Не тяжко ли без ножек?
— Справляюсь! — ответила Ирка с вызовом. Плаховна взяла со стола сухарик, стала крошить
его на ладошке и кусочками засовывать в рот.
— Возьмите чай! — буркнула Ирка, про себя подумав: «Чашку потом выброшу!»
Мамзелькина укоризненно мигнула.
— И, милая! Да разве ж я заразная? От меня и михробы дохнуть! — произнесла она с живостью.
Ирка смутилась.
— Устала я, голуба! Сил моих больше нет! Оо-ох-ох, тяжко!
— Чего тяжко-то? — спросила Ирка.
— А то и тяжко! Утром дергають, ночью дергають. На земле, почитай, скоро десять миллиардов людёв бундить, а я-то одинешенька… Нихто миня не ждеть, нихто не зоветь, все гонють. Иной раз опрокинешь с Ареюшкой стаканчик — вот всего и веселья! — Мамзелькина пригорюнилась, низко наклонив черепушку, покрытую черной траурной косыночкой.
Жалела-то она себя жалела, а нет-нет, Ирка чувствовала ее зоркий, острый, как скальпель, взгляд.
Понимая, что все это неспроста, набралась храбрости.
— Чего вам от меня надо? — выпалила она решительно.
— Вот так вот прямо? В лоб? — прищурилась Плаховна. — Сухариком на кой-как покормила, чайком через пень-колоду напоила, чашку выкинуть собралася и расспрашиваешь?
Ирка молчала, но молчала упрямо. Ей нужен был ответ. Мамзелькина оглянулась на свой рюкзак.
— Сколько я с собой ношу в своей котомочке! — запричитала она. — И красота, и молодость, и ученость, и таланты — все тута! Иной раз думаешь: чего все забирать-то? Что-то можно ж и оставить? Ну пропадуть, допустим, у балерины ножки — хто ж их-то хватится? Балерина-то на океанском дне! Стоило ей столько лет одни ноги тренировать — ох-ох!
Уловив в голоске у старушки намекающую интонацию, Ирка напряглась.
— Вы мне что, ноги предлагаете?
— Ноги? А разве надо тебе? — всплеснула ручками Мамзелькина. — Ох, удача! А я-то думаю: дай спрошу! Ноги, новые ноги! Мускулистые, красивые! В обмен на эти, извиняюся, палочки!
— Пересадка? — спросила Ирка задумчиво.
— Пересадка это чего такое? — озадачилась Аида Плаховна. Потом сообразила и захихикала. — Э, нет! Сами прирастут! Были тама, станут здеся! И пяти минут не пройдеть, такие танцы-шманцы отдряпывать будешь — не нарадуисся! Ну говори: да!
Ирка колебалась. Что-то такое пряталось в елейной позе старушки, в опущенной головке, в смирном голоске, что она спросила:
— А вам что взамен? Мой эйдос?
Аида Плаховна вся исплевалась от такой подозрительности.
93 
