А с другой стороны, когда Алекс приглядывался к жизни людей — к тому, что и как они делают, во что верят и так далее, — ему казалось, что именно он и есть самый здравомыслящий человек на свете. Молодой человек частенько задавался вопросом, отчего люди с такой легкостью впадают в заблуждение — например, готовы поверить на слово, что такая-то поделка — произведение искусства.
И все же имелись обстоятельства, которые беспокоили его очень серьезно. Тем более что странные вещи проявлялись лишь тогда, когда он находился в одиночестве.
Взять, к примеру, эти треклятые зеркала…
Алекс вздохнул и посмотрел на ввалившиеся щеки деда, пока тот копался в поисках нужной железяки среди хлама, которым был завален его верстак. Седая щетина покрывала его щеки — Бен явно сегодня не брился. Как, впрочем, и вчера. Наверное, был слишком занят в мастерской и даже не подозревал, что солнце успело встать, закатиться и засиять вновь. Деду это было свойственно… особенно после того как умерла его супруга, бабушка Алекса. Иногда казалось, что у Бена имелись свои сложности с восприятием реальности после смерти сына, а затем и жены.
Никто, впрочем, не держал старика за сумасшедшего. Большинство знакомых просто считали его «эксцентричным». Вежливое словечко, которое люди пускают вход, когда речь заходит о человеке, слегка «сдвинутом по фазе». Простодушно-озорное отношение деда к жизни — его вечная чуть удивленная улыбка и легкое изумление перед любой, даже самой заурядной, вещью вкупе с полнейшим безразличием к делам других людей — убеждали окружающих в том, что старик совершенно безобиден. Очередной чудак, живущий по соседству, вот и все. Занимается какими-то пустяками вроде возни с жестянками, потрепанными книжками и коллекцией разнообразных видов плесени, которую он разводил в чашках Петри.
Но Алекс знал, что этот образ его дед культивировал сознательно. Такой подход он именовал «искусством невидимости», а сам в действительности был совершенно иным человеком.
Алекс никогда не считал Бена полоумным или хотя бы эксцентричным. Просто его дед был… ну, скажем так, уникальным и по всем статьям примечательным индивидуумом. Он разбирался в вопросах, о которых большинство людей и слыхом не слыхивали. Похоже, Бену довелось видеть множество смертей. Он любил жизнь и всего лишь хотел досконально изучить все ее аспекты.
— А ты, собственно, зачем пришел? — спросил дед.
Алекс даже моргнул от неожиданности.
— Чего?
— Так ведь сегодня твой день рождения. Тебе что, не с кем пойти куда-то, повеселиться? С какой-нибудь девицей, к примеру…
Алекс вздохнул, не желая углубляться в подобную тему. Затем, изобразив улыбку, он сказал:
— Да вот решил, что у тебя найдется для меня подарок.
— Подарок? С чего вдруг?
— Сам сказал: сегодня мой день рождения!
Старик нахмурился.
— Ясное дело, об этом я помню. Я ничего не забываю.
— Ну и как насчет подарка? — съехидничал Алекс.
— Ты уже вырос из этого возраста.
— А вот я тебе прошлый раз принес подарок. Ты, значит, еще не вырос?
Бен насупился еще больше.
— Ну и чего прикажешь делать с этой… как ее…
— Кофеваркой.
— У меня на плите стоит отличный кофейник.
— Который варит препротивнейший кофе!
Старик погрозил пальцем.
— Если какой-то вещи много лет, вовсе не обязательно, что она никуда не годится. И, как ты знаешь, новомодные штучки далеко не всегда лучше старых. Скорее наоборот.
Алекс слегка подался вперед.
— Да ты хоть раз опробовал эту кофеварку? Мой подарок?
Бен спрятал палец.
— Ладно, не кипятись. Чего ты хочешь на свой день рождения?
— Не знаю. Просто подумал, что ты мог приготовить для меня презент, вот и все. Да мне и не надо ничего. Вроде бы…
— Ну и чем ты тогда недоволен? Мне, к примеру, эта кофеварка тоже ни к чему. Ты бы лучше сэкономил денег да сам себе купил подарок.
— Эх! Важен знак уважения, как ты не понимаешь! Свидетельство, так сказать, любви.
— Я и так знаю, что ты меня любишь. А что? Посмотри на меня: чего тут не любить?
Алекс не удержался от ухмылки, пересаживаясь поближе к деду.
— Знаешь, у тебя есть одно особенное свойство… Ты заставляешь забыть про маму в мой день рождения.
Он тут же пожалел о вылетевших словах. Сам намек на подобную забывчивость был, пожалуй, оскорбителен.