- Двое у вас, мужчина, - прокричала медсестра ему прямо в ухо, как контуженному. – Мальчик и девочка.
- Ты где был? – дым от приклеенной в углу рта сигареты заставлял слезиться глаза. Поэтому Кондрат щурился. – Отливал? Садись, ты на прикупе.
Кухня была наполнена дымом. Открытая форточка задыхалась от количества выкуренных сигарет. Трое толстых, измученных бизнесом, пацанов сидели вокруг небольшого стола, уставленного пепельницами, рюмками, бутылкой водки и нехитрой закуской. Канцлер замер у входа.
- Вы …. Чего? – он стоял, выпучив красные от бессонницы глаза. – Живые?
- Нет, б..ть, - хохотнул Штирлиц. – Мертвые.
- Ага, - подхватил Леха. – Мертвые, от водки.
- Пацаны… - Канцлер присел на пустой стул. – Вы все умерли.
Ответом ему был дружный хохот. Кондрат смеялся, отфыркиваясь, расплевывая вокруг слюну. Штирлиц согнулся вдвое. Леха мерно бился головой о стол.
- Вы не догоняете? – Канцлер поднял руку вверх, как оратор в древнем Риме, успокаивая толпу. – Я был на ваших похоронах.
Пауза повисла над столом, смешиваясь с сигаретным дымом.
- Ты? – первым очнулся Кондрат, затушив сигарету. – На каких похоронах?
- Да на твоих! – эмоционально ответил Канцлер. – Знаешь, сколько народу пришло?
- Сколько? – Кондрат машинально вытащил сигарету из полупустой пачки.
- Тыщи полторы.
- Да, ну?
- Ну, да!
- Да, ты гонишь! – Штирлиц нервно хохотнул, затягиваясь. – Пощупай нас. Мы – живые.
- Хочешь выйти за пределы этой кухни? – Канцлер взял сигарету из пачки, лежащей на столе. – Попробуй.
- И попробую, - заволновался тот. – Тем более, пора домой. А то Светка будет волноваться.
- Не будет, - успокоил его Канцлер. – Светка ходит на твою могилу каждый месяц, и зимой, и летом.
- Слушай, ты, - Леха попытался дотянуться до отворота пиджака Канцлера. - Я тебя знаю всего два месяца, в отличие от них. Поэтому, легко набью тебе лицо.
- Ти-ише-е, - Канцлер попытался вырваться из железной хватки. – Не веришь, сходи – отлей.
- И пойду.
Леха вышел из кухни. Вернулся через минуту.
- Дайте ключ.
- Какой ключ, - Штирлиц выгнул брови. – От чего?
- От входной двери, твою мать, - Леха навис над столом.
- А-а, у меня нет, - выдохнул Штирлиц, оглядевшись. – А мы, вообще, у кого?
- В смысле? – Кондрат выдохнул дым.
- Ну, в смысле, дома, у кого?
Все огляделись вокруг.
- Ирка! – заорал Кондрат. – Неси посуду!
В ответ эхо разносило по вечности его просьбу. Никто не пришел.
- Где она?
- Она там, - Канцлер закурил. – За дверью.
- А мы? – Штирлиц выдохнул дым ему в лицо. – А мы-то где?
- Не знаю, - Канцлер приподнял карты – бубновая восьмерка и валет. – Кто-нибудь скажет слово?
- Шесть пик, - машинально среагировал Кондрат…
- Булка, Булка-а! – голос доносился откуда-то слева. – Ты любишь меня?
- Никого, кроме тебя, - она выдохнула слова. – Ты – лучшее, что было в моей жизни.
- Прости меня за вчерашнее, - его голос с характерной хрипотцой очаровывал, сметая все преграды на пути ее нравственности.
- При одном условии, - припухшие Булкины губы были полны запаха вчерашней ночи. – Ты выполнишь мое желание.
- Одно?
- Да.
- Давай.
- Хочу-у, - она по-детски выпятила губу. – Чтобы ты был всегда со мной. Это реально?
- Детка, я же не бог, - он усмехнулся, разливая вино по бокалам.
- А если бы был им? - Булка смешно оттопырила губу, отпив.
- Если бы был, - усмехнулся. – Не сидел бы здесь.
- Пошел ты.
- Что ты имеешь против?
- Да, ты – просто женатый козел.
- Я и не скрывал этого.
- Нет, ты не просто козел, - она поджала губы. – Ты – козлее всех козлов.
- Ненавидишь меня?
- Просто завидую, - буркнула Булка. – Твоей жене.
Он обнял ее, погладив по спине. На глазах блестели слезы.
- Лучше тебя не было и не будет никого в моей жизни, - шептал ей в ухо.
- Конечно, - всхлипнув, она посмотрела прямо в его глаза, казалось, проникнув в душу. – Ей хорошо.
- Кому?
- Твоей жене.
- Почему?
- Она имеет право на все это.
- На что, это?
- На все, - Булка вытерла слезы тыльной стороной ладони. Отстранилась. – На тело, глаза, голос…
- Успокойся, Булочка, - он попытался прижать ее к себе.
- Нет! – оттолкнула его. – Ты никогда не будешь со мной!