– Кстати, Сергей Иваныч, а что это у вас в третьей келье валяется труп, то есть уже его скелетная основа? – гаркнул он в лицо Никольскому.
Тот только поморщился от окатившего его винно-водочного шквала, а ответил Маметкул, как всегда, торчавший поблизости:
– Он в свое время задавал слишком много вопросов. Вот как ты сейчас.
…Съемочная площадка была оснащена и декорирована столь мастерски и красочно, как только возможно для малобюджетного фильма подобного профиля. Никольский не без основания собирался выставлять один из своих порношедевров на альтернативном Каннском кинофестивале, в котором по конкурсу проходили произведения именно такого содержания.
Разумеется, ни о каком сохранении пушкинского сюжета не могло быть и речи. Из всей действующих лиц наиболее архаично смотрелся, разумеется, поп Константин Макарыч, а вот работника Балду – Фокина обрядили нарочито бутафорски, в лапти, вышитую русскую сорочку, подпоясанную бечевкой, поверх сорочки – засаленная телага, а на голове у Афанасия – грязная шапка-ушанка.
– Ты похож на русского космонавта, который в «Армагеддоне» летал на орбитальной станции, – сказал Никольский, – это хорошо… на Западе такое ценят.
– Ага, – подтвердил Вороненков, который в связи с началом съемки был уже сильно навеселе. – П-похож.
Первой сценой по режиссерскому плану должна была стать групповая ударная вахта с участием работника Балды и трех «чертих», маленького «чертенка», а также «старого черта», которого играл коротенький трясущийся человечек с воспаленными глазами, профессиональный актер, каждый жест которого был непререкаемо и невероятно смешон.
– Евгений Павлович Леонов говорил мне, что я мог бы заменить его в советской комедии, – прикуривая трясущимися ручками сигарету, говорил он Фокину, – я, это самое… рассматривался на его роль в «Джентльменах удачи»…
Разумеется, врал он как сивый мерин, но никто ему не противоречил, Вороненков кивал и улыбался, а Маметкулов хлопнул по плечу и предложил не валять дурака и гримироваться.
…Съемка сцены шла полным ходом. Нельзя сказать, что Фокину не нравилось играть в ней заглавную роль, потому как в роли «чертих» выступали весьма миловидные девушки, формы одной из них, без сомнения, приобрели свою нынешнюю пышную конфигурацию не без внедрения силиконовых протезов.
И в тот момент, когда Фокин заявил, что ее, то бишь силиконовой «чертихи», груди на ощупь напоминают пластиковые бутылки для минеральной воды «Святой источник», примостившийся к красавице сзади и вовсю усердствовавший «Леонов» вдруг захрипел и, схватившись за сердце, упал на пол прямо под стойки осветительной аппаратуры.
– А-а-а… – простонал он и, несколько раз дернув правой рукой, застыл на полу в неестественной и страшной позе.
– Врррача! – заорал Вороненков, отскакивая от кинокамеры. – Господи Иисусе, етит твою мать, да что это?
Никто не обратил внимания на забавное сочетание в одной фразе имени Иисуса Христа и матерного ругательства. Групповая сцена распалась, Фокин буквально отшвырнул от себя партнершу и подскочил к упавшему, а потом бросился со съемочной площадки, вопя во всю мощь богатырских легких:
– Врррача, скоты!
За отцом Велимиром понеслись два охранника, которым было велено не спускать с него глаз. Представьте себе картину: по коридору, неистово крича, бежит совершенно голый мужчина с еще не опавшим «орудием производства», а за ним топают еще двое и орут:
– Стоять, бля!
…Комедия комедией, но врач установил смерть от инфаркта и обнаружил почти смертельную дозу синтетического стимулятора первитина в крови. Актер был дееспособен как мужчина только под лошадиной дозой синтетика…
Никольского и Маметкулова к тому времени уже не было на месте. Боссы отбыли в областной центр, на патронируемый их фирмой конкурс красоты «Хрустальная корона Великой Волги».
Глава 9
Красавица и смерть
– Старик начинает нам не доверять, – сказал Никольский, убирая трубку от уха. – Боюсь, что уже просочились слухи и о некоторых издержках производства, и о том, что Инна присутствовала в монастыре, скажем так, не совсем по своей воле.
Они сидели в салоне белого «Мерседеса-500», того самого, на котором Маметкул разъезжал по Щукинскому. «Мерс» стремительно двигался по направлению к Ульяновску, где через два часа в Театре оперы и балета должен был состояться финал конкурса красоты, приуроченный к юбилею Пушкина.