«В самом деле», — подумал я.
Сразу стало легче. Подумаешь, мир развоплощался! Меня, дракона, это не пугало — я сам себе был опорой.
Грег остановился возле решетки Капеллы.
— Кстати, я обещал тебе показать алтарь, — услышал я его голос. — Посмотри налево.
На углу площади стоял призрачный киоск «Экскурсионное бюро», а над ним тянулось к небу нечто вроде редких, слабо светящихся нитей. Дождь, который неторопливо шел снизу вверх. Золотые нити тянулись в тучи, свиваясь в косматый светящийся жгут, и таяли в них.
— С каждого купленного билета невидимая десятина перепадает Мертвому.
— Неплохо устроился, — пробормотал я.
Мы двинулись дальше. Хотя шагах в пяти от нас находились ворота, Грег с Ники прошли прямо сквозь решетку. Мы последовали за ним. Решетка помешала нам не больше, чем настоящая голограмма. Мы миновали первый двор Капеллы, свернули в темную подворотню, но, когда прошли ее насквозь, светлее не стало. Откуда-то лился бледный свет фонаря, почти не разгоняя тьму.
Грег провел рукой по лицу и закрыл глаза. Звезда у него на лбу едва тлела. Все лучи снова были одинаковой длины. Ощущение голограммы вокруг постепенно пропало. К миру плавно и незаметно вернулись плотность и объем.
Но это был какой-то другой мир. В моем мире остался ясный летний вечер в центре города — а тут ночная темнота, холод и безлюдный двор-колодец… Мы совершили переход — но куда? Я слегка занервничал и незаметно огляделся в поисках Входа…
— Отдохнем? — предложил Грег.
— Зачем? — удивилась Ники. — Вы что, устали?
— Устать не устали, а перекурить можно, — неожиданно охотно согласился Валенок.
Он потянулся за сигаретами, вытащил пачку, щелкнул зажигалкой и чертыхнулся. На конце зажигалки плясал прозрачно-черный язычок пламени. Под насмешливым взглядом Ники Валенок попытался прикурить от него, но ничего не вышло. Так-так! Кажется, не одного меня заставляла нервничать явственно ощущаемая близость Нижнего мира…
— Алекс, на всякий случай предупреждаю — вести разговор буду я, — объявил Грег. — Заговоришь, только если тебя о чем-то спросят. Мертвый твои выходки терпеть не станет.
— Говорят, Мертвый сейчас довольно слаб, — небрежно заметил Валенок.
— Слаб — для бога. Он потратил всю силу, чтобы освободиться, и сейчас с трудом ее восстанавливает. Чтобы удержаться у власти, ему пришлось отдать целый район города.
— Это какой?
— «Черная жемчужина».
Я удивился. В Питере такого района не было. Но название показалось смутно знакомым.
— Чайна-таун? — хмыкнул Валенок. — Ишь ты! Продался китайцам?
— Придержи язык! Верно, ему помогал один китаец, но бескорыстно, по собственной воле.
— Я его знала, — неожиданно ностальгически сказала Ники. — Бессмертный из Озерков. Жалко, что он погиб.
— Не погиб, а переродился. Его собратья помогли Мертвому. И до сих пор помогают…
Грег посмотрел на меня золотыми зрачками.
— Но чтобы разделаться с молодым драконом, сил ему вполне хватит.
— Не беспокойся, я не подам ему повода, — ответил я. — Так это из-за него тебя разбудили?
— Да. Он хочет мне что-то сообщить.
Из подворотни мы перешли в темный двор. Фонарь освещал только небольшое пятно брусчатки прямо у нас под ногами. Я поднял взгляд наверх, но увидел глухую черноту — никакого намека на звезды. Небо вдруг показалось мне тяжелым, как свод склепа.
— Где мы? — спросил я севшим голосом. — Это ведь не то, что я думаю…
— Нет, — подтвердил Грег. — Хотя и нечто в том же духе. Дворы Капеллы — не Вход, а Перекресток. Тут всегда есть еще один лишний поворот. Хорошее место, чтобы встречаться с существами с той стороны.
— И что теперь?
— Ждать.
Ники коснулась руки Грега и о чем-то тихо с ним заговорила. Валенок шумно вздохнул, вытащил сигареты и снова принялся мучить зажигалку.
— Эй, Леха, — прошептал он, окончательно убедившись, что закурить не получится. — Хочешь, научу тебя вызывать Мертвого?
— Нет.
— А придется!
— Отвали.
— Все элементарно! Главное, прийти в правильное место и прочитать там заклинание призыва — и вот он, бог, весь к твоим услугам!
— Не знаю я никаких заклинаний!
— Ты в школе учил какие-нибудь стихи о Петербурге? Можно и песню: «Когда переехал, не помню! Наверное, был я бухой!»
— Хватит издеваться, — проворчал я.