Особенно,... 
73 
С тех пор как наваяет энский скульптор какую скульптуру, или художник какую картину намалюкает — так сразу вызывают господина Бихолдера, левым глазом его попользоваться. И если глаз не сморгнёт — то картину можно спокойно на куски резать, а статую на пушку переплавлять. Если моргнёт пару раз — то можно гостинице какой продать или ресторану. А если заморгает часто-часто — удача тебе, искусный человек: Лувр, Прадо, Уффици, Сотбис, все дела.
Так оно и продолжалось много лет. И вот однажды устроили в городе N большую выставку — живопись, графика, скульптура, инсталляции всякие. Народу собралась куча. И, конечно, господин Бихолдер расхаживает, важный весь, окружённый толпой ценителей искусства. Ходит по выставке, поглядывает да помаргивает, всё как обычно.
А надо ж так было случиться, что в этот день проездом город N посетила высокопоставленная пара — герцог Б. со своей невестой. Герцог был черноволос, черноус, атлет, боксёр, бретёр, в общем — крутого нрава человек. А невеста его — юная княжна неописуемой прелести.
И вот идут они себе по галереям, герцог зевает, не скрывая скуки, а княжна всё по сторонам смотрит, живо интересуется, да и проходят мимо господина Бихолдера с ценителями. А господин Бихолдер поворачивается от очередной картины, и взгляд его падает на княжну.
А теперь представьте, что видит герцог: стоит какой-то мужичонка, челюсть отвисла, слюна течёт, и его невесте часто-часто подмигивает. Герцогу и не за такое приходилось с людишками расправляться, вот и тут — заревел “Да как ты смеешь!!!” и своей тренированной рукой боксёра ка-ак врежет господину Бихолдеру по переносице!
Господин Бихолдер, не издав ни звука, оседает на руки ценителей искусства, а левый глаз его выскакивает из орбиты, падает на каменный пол и даёт трещину.
Немая сцена продолжалась минуты две. Когда все пришли в себя, герцог с невестой вскочили в карету и уехали восвояси. А жители города N погоревали, погоревали, да стали расходиться. Потому что кому сдалось это искусство, если не знаешь, Прекрасное оно или нет.
Одним словом, уже через полчаса в национальной галерее города N не осталось ни одного человека. Поэтому никто не заметил, как из расколотого глаза господина Бихолдера выползла маленькая хищная Красота и, кровожадно облизываясь, спасла мир.
©Давид Голиафский, 2005
Давид Голиафский
Загонщики Душ
Гарабардийн Чуррбойсотцан имел в составе себя:
раз — косые глаза;
два — жды пересечённую давними шрамами безволосую грудь;
три — тысячи лет душевного опыта, но об этом — ниже.
Будучи монголым, Гарабардийн не имел ни на себе, ни при себе многих одежд, даже зимой. Сверху вниз его отделяли от сурового внешнего мира:
шапочка из свиной кожи с дырой для косицы;
усы, которыми он зимой обматывался, как шарфом, а летом подпоясывался, как ремнём;
шкура яка с прорезями для головы и рук.
Деревня Драгун-Табор, где протекало существование Чуррбойсотцана, находилась в горах так далеко от любого другого жилья, что насколько её жители себя помнили, все умершие в ней воплощались заново в ней же. “Такого расстояния нашим хилым душам не покрыть, да ещё по морозу и горам”, — бормотали драгун-таборчане, думая, что нашли объяснение осёдлости своих душонок.
Они ошибались в корне женьшеня. Любой обладающий даже и небольшой крупицей Знания, в курсе, что среднестатистическая психея за день может покрыть около двадцати восьми полётов стрелы, даже по самой пересечённой местности.
Сложившаяся же ситуация имела корни совсем иного рода. Испокон века в Драгун-Таборе поселились Загонщики Душ. Откуда в забытой богами и демонами деревушке появились эти древние существа, никто не знает, да и неважно. Важно то, что с давних пор табун драгун-таборских душ находился под неусыпным присмотром Загонщика.
За несколько дней до того, как в Драгун-Таборе кто-либо надумывал помереть, Загонщик удалялся в шалаш из карагана, крытый листьями типчака и дерисуна, взяв с собой достаточный запас вяленой баранины и мешочек с сушёными зёрнами и соцветиями конопли. Удобно расположившись в шалаше, он разводил посреди него костерок, и укладывался следить за уходящей в дыру в потолке спиралью дыма, время от времени подкидывая в огонь из заветного мешочка с травой.
Как только покидающая сей мир душа начинала свой путь ввысь, Загонщик неспешно выходил из тела, резво догонял беглянку и крепко хватал её двумя пальцами за ноздри (да, представьте себе, у душ тоже есть пальцы и ноздри, ничего удивительного). Дальнейшее было делом техники. Обычно к тому моменту какая-нибудь из драгун-таборских жительниц уже ходила с животом. Загонщику только и оставалось, что висеть невысоко над землёй, удерживая рвущуюся душу за ноздри, и ждать, когда время и природа выполнят квартальный план. В нужный момент Загонщик размахивался, придавал душе расчётное ускорение вниз, и там, внизу, в руках повивальных шаманов очередной драгунтаборчанин встречал диким рёвом столь намозолившее глаза место очередного пожизненного обитания.
73 
