Особенно,... 
7 
Отец Василий читал молитвы за упокоение души погибшего парня-уголовника, искренне просил Господа за тех, кто это совершил. Прошло очень много лет, прежде чем батюшка научился относиться к людям, совершавшим зло, как к людям, достойным жалости. Они не только не ведают, что творят, они не ведают и того, что их ожидает. Они при жизни ввергают себя в геенну огненную. Это души, нуждающиеся в спасении. Злом зла не искоренить, а любовь всесильна. Доказательство этого – путь Иисуса, принявшего из любви ко всем людям на себя их грехи, претерпевшего ради них страдания и мученическую смерть на кресте.
– Шестеро их здесь было, – наконец сказал Матюшин, который закончил ходить по площадке около костра и окрестным кустам.
– По следам определил?
– Каждый человек, да и зверь, всегда оставляет следы, и не оставлять он их не может, потому как живой организм, – философски заметил охотник. – Каждое живое существо гадит, а человек делает это преимущественно по утрам.
– Ясно, – усмехнулся отец Василий, – по продуктам жизнедеятельности определил. А я думал, что ты, как истинный следопыт, следы ног читаешь.
– И по следам ног тоже, но по дерьму надежнее. Что делать-то будем, батюшка?
Отец Василий не успел ответить, как невдалеке ударили сначала две автоматные очереди. Затем эхом по тайге раздалась такая стрельба, будто целый взвод отбивал в окопах мощную атаку противника. Матюшин от неожиданности даже присел на месте и непроизвольно втянул голову в плечи. Священник сразу же закрутил головой, пытаясь определить направление того места, где началась перестрелка.
– Вот и все, Матюшин! – крикнул он охотнику. – Далеко не ушли. Настигли их. Конец злодеяниям. Кого живыми возьмут, те уже никогда белого света не увидят. Это уже пахнет пожизненным заключением.
– Значит, правда, что сейчас не расстреливают, а куда-то ссылают навечно?
– Правда, Матюшин. Теперь высшая мера наказания – вечная изоляция от общества.
– Вот это правильно, – удовлетворенно согласился охотник. – Негоже одному человеку отбирать жизнь у другого, нету такого права ни у кого. Я вот все время думал, кто они такие – те, кто расстреливает по приговору. Это же как надо сердцем зачерстветь, чтобы на расстрелы каждый день ходить, как на работу?..
– Не все так просто, Матюшин, – ответил священник, прислушиваясь к недалекой стрельбе. Но договорить он не успел.
Автоматные очереди почти мгновенно прекратились, как будто кто-то отдал соответствующую команду. Что это могло означать? Что преследующие перебили всех уголовников? Наверняка. Значит, сейчас надо идти туда, чтобы сообщить командиру о своей страшной находке. Если не сообщить, то ведь седьмого будут продолжать искать. Сколько еще дней или недель будут без толку гонять по тайге солдат? А если все не так, вдруг подумал отец Василий. А если это уголовники встретили в лесу охотников, скажем, человек пять? Вот и решили позабавиться и изрешетили свидетелей из автоматов, из баловства. Нет, отмахнулся священник, не может такого быть. Он ведь четко слышал, что, несмотря на эхо, на искажение звука, стрельба велась с разных направлений. Если невдалеке стреляют в твою сторону – это один звук, а если в противоположную от тебя, то – другой. Опытный человек это сразу определит. Нет, там была не просто стрельба, а перестрелка, причем очень ожесточенная, когда патронов не считают, а лупят, пытаясь подавить плотностью огня, залить свинцом обороняющихся или наступающих. Но этот вывод сразу тянул за собой и другой, очевидный. Уголовники были вооружены, причем автоматами. Возможно, что все шестеро. Даже наверняка все шестеро.
– Быстро, Матюшин! – крикнул отец Василий и бросился по низине в ту сторону, откуда только что слышалась стрельба. – Побежали туда!
Охотник вздохнул и неохотно побежал следом за священником. Меньше всего Матюшину хотелось сейчас оказаться рядом с этими нелюдями, пусть и связанными или даже мертвыми. Он обратил внимание, как отец Василий сорвал с плеча свое охотничье ружье и привычно держал его в руках во время бега. Как в кино, которое любит смотреть внук Матюшина, боевики называются. Чего хотел отец Василий, когда стал так спешить, охотник не понял, но раз священник так считает, то, наверное, так и нужно.
Через несколько минут Матюшин догнал отца Василия, немного оттеснил его плечом и побежал первым, выбирая путь более удобный, чем тот, который выбирал священник. Бегал охотник еще очень неплохо, несмотря на свои… «А сколько же ему лет? – вдруг подумал отец Василий. – Шестьдесят, семьдесят, восемьдесят? Щуплый, морщинистый, загорелый, быстрый в движениях и медлительный в разговоре. Пожалуй, и шестьдесят можно ему дать, если учесть, что кожа ветрами и морозами у него так продубилась. А можно и восемьдесят, если учесть, что он все время в движении, все время на воздухе. М-да!»
7 
