Последние отзывы

  28  

Размышляя на эту тему, отец Василий шел домой, когда около дома Даши Кузнецовой услышал шум. И опять это был Гусев. В сумерках и из-за невнятной речи пьяного священник не сразу понял причины возникшей ссоры. Но подойдя ко двору Дарьи, понял, что молодая женщина просто пытается выгнать непрошеного пьяного гостя. Громогласная Дарья разошлась в своем гневе, как водится, на всю улицу, однако Гусев вел себя со странным упорством. Отец Василий усмехнулся. Чего Гусеву от Дарьи нужно? Священник прекрасно знал бытующую в народе пословицу, которая имела реальную подоплеку, – «я не любовник, я алкоголик». У сильно и давно пьющих не только сексуальные возможности пропадают, но и желание. Может, Гусев – уникум в этом деле? И пить неделями может, и все остальное тоже, как нормальный мужик?

– Что случилось, Даша? – спросил отец Василий, заходя во двор Кузнецовой. – Что за шум?

– Да вот этого паразита никак не выставлю! – шумела Дарья. – Ломится, как к себе домой!

– Эй, Гусев! – потрепал пьяницу за плечо отец Василий. – Негоже себя так вести. Прекрати и отправляйся домой, слышишь?

Гусев разошелся не на шутку. Невидящими стеклянными глазами он смотрел мимо Дарьи и отца Василия, нес заплетающимся языком полную ахинею. То чуть ли не целоваться лез к священнику, называя его корешом, что-то нес про хозяина и кума, то обзывал его вертухаем и вырывался. Все это слишком напоминало уголовный зэковский жаргон. Усмирить Гусева все никак не удавалось. В один из моментов этой эпопеи он так сильно толкнул Дарью, что если бы не отец Василий, подхвативший ее, она наверняка бы упала как раз на край крыльца.

В этот момент и появился у калитки участковый Белоусов. И не один, а с несколькими соседями, которые выбежали посмотреть на скандал во дворе у Дашки. Сцена была двусмысленной. Пьяный Гусев с одной стороны, и Дарья Кузнецова, женщина, по мнению односельчан, легкомысленная, – с другой стороны. Причем в объятиях священника.

Дарья тут же начала на всю улицу рассказывать, как к ней начал ломиться пьяный Гусев.

– Помешал, значит, он вам? – с иронией спросил участковый.

Намек был более чем прозрачный.

– Эх, Белоусов! – с горечью бросил отец Василий, схватил Гусева за шиворот и, уже не стесняясь в средствах, поволок как котенка за шиворот со двора Дарьи.

Выпихнув пьяного на середину улицы и убедившись, что тот не возобновляет попыток вернуться к Кузнецовой, отец Василий направился домой. За его спиной Дарья продолжала шуметь, понося пьяниц и тех, кто их похмеляет, и самого участкового, который на них управы не найдет. Отец Василий поймал себя на том, что находится в состоянии крайнего раздражения. «Все-таки ввели в грех, – подумал он с сожалением. – Нельзя гневиться, недостоин гнева ни Гусев, ни участковый. Что же это я! – удивлялся себе отец Василий. – Никогда ничего не боялся, всегда такой выдержанный был, а тут? Нервы, что ли, сдают, или старею? Так с возрастом человек мудрее становится и терпимее, а я что же? Нельзя так, нельзя. Прости меня, Господи!»

Вернувшись домой, отец Василий долго молился, ища прощения и смирения. Молитвы принесли покой в душу и умиротворение. До поздней ночи священник просидел за столом со Святым Писанием. Когда на часах было уже за полночь, он отправился спать. Глаза слипались, а мысли в голове текли ровно и хорошо. Устроившись поудобнее, отец Василий уснул праведным сном, с чистой душой. Ему показалось, только он закрыл глаза, как начало сниться невообразимое, будто к нему ломится Гусев, барабаня то в дверь, то в окно…

* * *

– Батюшка! Подъем! – слышался с улицы голос Гусева. Очевидно, его же кулак стучал в дверь.

Отец Василий, не понимая еще, сон ли продолжается или это все уже наяву, открыл глаза. Первое, что он понял, – что на улице уже светало. Серые утренние сумерки начинали приобретать яркие краски, значит, на востоке из-за сопки вот-вот появится солнце. Проспал, подумал отец Василий, я ведь уже зарядку должен делать, по просеке бежать. Вместе с осознанием этого до священника дошло еще и присутствие на улице за дверью участкового Белоусова. Это совсем было непонятно. И тут внутри что-то шевельнулось. Что-то старое, холодное и давно забытое. Это было предчувствие беды, точнее, осознание беды, которая уже случилась. Отсюда и участковый в такую рань, и голос его с такими неприятными интонациями.

Натянув спортивные штаны и бормоча молитвы во спасение, отец Василий нащупал тапочки и пошел открывать дверь. Белоусов стоял на пороге, держа под мышкой свою неизменную черную кожаную папку, и с интересом смотрел на священника.

  28