100 
И тут Простаков, не зная, что на него нашло в тот момент, выкрикнул:
– Война!
Это слово облетело всю улицу, народ был простой, и, в общем-то, иногда и пошутить можно, но сейчас это выглядело очень-очень мрачно.
Мудрецкий махнул рукой, и солдаты начали стучать в калитки. Люди, спеша, открывали им и, тараща глаза, переспрашивали: «Что, неужели война? С кем война-то?»
Мудрецкий глянул на часы. Ага, пятнадцать минут восьмого.
– В восемь по телевизору и по радио будет сделано официальное сообщение. На нас напали Европа и Америка, а также и Китай.
Пузатый мужик, вышедший в белой майке и в синем трико на высокое крыльцо в потертых тапочках, заорал в ответ:
– Кто ж тогда на нас не напал?! Народ, дайте солдатам пожрать! – После чего скрылся в доме и сам вынес зашедшим к нему буханку хлеба и шматок сала.
Люди начали снабжать попрошаек продуктами, приговаривая, что правители довели армию до попрошайничества.
Только одна женщина, выбежав на дорогу, начала кричать, что нефиг им давать, потому как «эти сволочи» – при этом она материлась безбожно – украли у нее корову, а сейчас еще зашли в их деревню и забирают последнее.
Видать, эту бабу не очень любили и с укором отвечали, чтобы она постыдилась, а другие предлагали под смех пожить с этими солдатами в лесу.
Таким образом, вместо бесчинств и пьяных безобразий в деревне Сизое солдаты спокойно набили вещмешки провизией, чего теперь уж точно должно было хватить до конца их мытарств по местным лесам.
Довольные солдаты вернулись обратно на поляну, где под дождем, привязанный к рации, сидел злой Холодец. Его отвязали и предоставили свободу действий. Он хотел было куда-то пойти, но, опомнившись, передумал, так как с деньгами у него, видать, было не очень, а добраться до первого милиционера он очень быстро-то не сможет. А здесь еще и мешки со жрачкой. Куда идти-то? В деревню, может, податься, оттуда как-нибудь до поселка, от поселка до города. И оставить этих без присмотра? Ну нет. Комбат ему не простит такое.
Холодец решил для себя, что его место здесь. И еще он сделал вывод, что сам виноват. Но спускать такое Мудрецкому он не собирался и при первой же возможности решил отыграться. А с другой стороны, чего на этом лейтенанте отыгрываться, он все, считай, залетел, прокатится по ныне неспокойным местам. Там просто так он в деревеньку не войдет.
Самое обидное для Холодца заключалось в том, что солдаты набрали жратвы и теперь явно вокруг него крутиться не будут. А ведь было приятно, когда они подходили и часто на обмен – то за молоко, то за свежепойманную рыбку – получали какие-нибудь консервы. Теперь ничего этого не будет. Они спокойно дотянут до конца и без проблем вернутся в казармы, а там уже все травой порастет и никто никогда не узнает, что бедного майора привязывали ремнями к железному ящику, а это уголовное дело. Только даст ли ему ход комбат, еще неизвестно, потому как – а он знал Стойлохрякова – солдаты с поставленной задачей справляются. И насчет этой коровы, да и Чечни тоже, может, это все и фуфло – так, чтоб постращать, сказал. И вряд ли там какой капитан милиции сидел рядом с ним... Хотя кто его знает?
Думая-гадая над сложившейся ситуацией, Холодец наблюдал, как народ развязал вещмешки и начал завтракать.
– Дроби, дроби еду! – орал Мудрецкий. – Дроби на десять дней. А то сейчас все сожрем, через два дня опять нечего кушать будет.
Солдаты, понимая прекрасно, что теперь уже вряд ли их так же радушно встретят в деревне и помогут с едой, действительно начали дробить пайки.
Тут Мудрецкий увидел на руках у Простакова и Балчу по связке гусей с неправильно повернутыми шеями, безжизненные тушки были у них в руках.
– Откуда?! – закричал Мудрецкий. – Вы что?!
– А че, бабка ничего не сказала... – забасил Простаков. – А она стояла на крылечке, улыбалась. Подумаешь, мы у нее немного птицы взяли.
– Сколько «немного»? Ну-ка, кладите все сюда!
Дождь не прекращался. Увесистые туши птиц были положены к ногам лейтенанта.
– Десять, – одними губами выдохнул Мудрецкий. – Как же я не заметил? – Он отошел в сторону, не зная, что предпринять.
– Может, вернуть тогда? – уже был на все согласен Простаков.
– Да, и бошки им на место поставишь, и после этого оживишь! – рявкнул лейтенант. – Какой вернуть! Сожрать за два дня – вот и все, что могу вам сказать на это. Сало, хлеб, консервы не трогать. Соленья, там, варенье, которые вам надавали, – зло кричал Мудрецкий.
100 
