Особенно,... 
148 
Тут он заметил, что одна из школьниц не убежала вместе с остальными. Она стояла на газоне и оглядывалась. У Треслава возникла ужасная мысль: уж не собирается ли она его подцепить? Предложить ему кой-какие услуги за наличный расчет? Он, должно быть, смотрелся подходящим для обработки клиентом: сидит на скамеечке и весь трясется.
Не глядя на него, девчонка наклонилась и начала снимать туфли. И в этот миг он ее опознал. Это была девчонка из его повторяющегося сна, точнее, повторявшегося до встречи с Хепзибой, — та самая школьница, на бегу снимающая туфли, в плиссированной юбке, белой блузке, голубом джемпере и галстуке (аккуратно завязанном), то ли растерянная и беззащитная, то ли исполненная твердой решимости. Девчонка из сна, бегущая не то к нему, не то куда-то мимо.
— Зачем ты снимаешь туфли? — спросил он.
Девчонка посмотрела на него с таким видом, словно всем, кроме полных идиотов, должно быть ясно, почему она снимает туфли, — чтобы соскоблить с подошвы всякое дерьмо вроде Треслава.
— Маньяк! — вынесла она определение и умчалась прочь по высокой траве.
Это маньяк.
Стало быть, ничего личного — просто констатация. Это жид. Это маньяк.
Из-за этого не стоит умирать.
Другой вопрос: а стоит ли жить ради этого?
3
Уже был вечер, когда он вернулся домой. Перед тем он изрядно выпил, ибо испытывал в этом необходимость.
По счастью, в баре, где он пил, на глаза ему не попалась какая-нибудь бледная худосочная нееврейка с водянистым взором Офелии, иначе он мог не сдержаться, увлечь ее обратно в парк и утопиться вместе с ней в пруду.
В квартире было до странности тихо. Никаких признаков Хепзибы. Он начал ее искать. Ее нет на кухне, ее нет в ванной, ее нет в гостиной, она не встает с дивана перед телевизором с вопросом, куда он запропастился, и не выходит из спальни в своем восточном халате и с цветком розы в зубах. Однако он чувствовал запах ее духов. Дверца платяного шкафа была приоткрыта, а на полу валялось несколько пар туфель. Значит, она куда-то ушла.
И только тут он вспомнил — это было как удар камнем в висок. Открытие музея! Оно назначено как раз на сегодняшний вечер! Спуск на воду. Начало большого плавания (Хепзиба терпеть не могла подобные выражения). Боже правый! Они собирались быть на месте в полшестого, а с четверти седьмого начинался прием гостей. Все должно пройти быстро и без лишней помпы: собрались, отметили и разошлись, привлекая к себе минимум внимания. Даже приглашения выглядели скромно и были разосланы в последний момент. Обычно — как заметил Треслав, бывая с ней на разных семейных мероприятиях, — евреи любили рассылать приглашения и делали это за несколько месяцев до события, используя преувеличенно восторженные фразы, вытисненные золотым готическим шрифтом на толстой глянцевой бумаге. Приглашаем вас в гости! заранее подумайте о подарках! заранее позаботьтесь о нарядах! прямо сейчас начинайте сбрасывать лишний вес, чтобы влезть в вечернее платье! — все это подразумевалось, если и не писалось открытым текстом. Но сейчас Хепзиба намеренно сделала приглашения маленькими и невзрачными — кто их заметит и пожелает прийти, тот придет.
Треслав не обещал ей появиться в музее вовремя. В этом просто не было нужды. Он никогда и никуда не опаздывал. Большую часть времени он проводил в ее квартире, а если назначалась какая-то встреча, он об этом не забывал.
Так почему же сейчас он опоздал и почему забыл о договоренности?
Он знал, что скажет Хепзиба. Она скажет, что он хотел забыть, а почему он этого хотел, тут уж ему виднее. Возможно, потому, что он ее разлюбил. Потому что он без всяких оснований ревновал ее к своему другу. Потому что в глубине души он начал испытывать неприязнь к ее музейному проекту.
Она не оставила записки. Значит, она была в высшей степени раздражена и рассержена. Он ушел, не сказав ей ни слова; она ответила тем же.
Может, между ними уже все кончено? Если так, то дело тут в Либоре. Иные события так меняют вашу жизнь, что после них уже невозможно вернуться на круги своя. Либор свел их вместе, а после его смерти их уже ничто не соединяло. Не исключено, что таково было его изначальное намерение. «Я вас свел, я вас и разведу». Треслав понимал, что им двигало. Либор внезапно узнал, что его старый друг — подлец, развратник и фанфарон. Он загадил семейное гнездо Финклера и, без сомнения, сделает то же самое с семьей Либора, поскольку Хепзиба — это его семья. Чего он хотел от них, этот гой-кукушка? Он присосался к ним, чтобы подпитываться их трагедией, потому что его собственная жизнь была сплошным фарсом. Проваливай, Джулиан! Катись туда, откуда прибыл, и оставь нас в покое!
148 
