Особенно,... 
122 
Обшарила панель и удовлетворенно вздохнула — один в один как у нее. Вырвала провода зажигания и, коснувшись ногой сцепления, соединила их вместе.
***
Доктору Левадовски позвонили уже под утро, и звонил лично главврач.
— Боже, который час? — простонал доктор. — Что, вообще, случилось?
— Твоя любимая пациентка сбежала, — холодно известил его главврач.
— Нэнси?! — подскочил в кровати Левадовски. — Но как?!
— Прорвалась через пост на машине Билли. Помнишь такого практиканта?
— Откуда у нее машина? — оторопел Левадовски и тут же понял, что это уже неважно. — Вы Маньяни сообщили?
— Это твой патрон, Скотти, а не мой, — зло усмехнулся главврач. — Я кому надо сообщу, а уж с Висенте и прочим дерьмом ты сам разбирайся.
Левадовски прикусил губу. Он уже представлял, что может начаться, если позволить ей уйти. Не говоря уже о статье. Он стремительно нажал рычаги, отрезая себя от разговора с уже не нужным главврачом, и начал набирать номер дежурного по муниципалитету.
— Дежурный лейтенант Шеридан, — отозвалась трубка.
— Это Левадовски! — выдохнул доктор. — Мне нужен мистер Маньяни.
— А что случилось? — искренне удивился офицер.
— У меня пациентка сбежала.
— Господи! — выдохнул офицер. — Нэнси, что ли?!
— Не твое дело, сопляк! — заорал уже теряющий рассудок от этой глупости Левадовски. — Немедленно сообщи Висенте!
В трубке наступило долгое молчание, а потом офицер весело хмыкнул и тихо, демонстративно сдержанно произнес:
— Ваше сообщение записано в журнал сообщений. Если вы хотите личных переговоров с мистером Маньяни, вам следует позвонить ему в девять утра.
В трубке пошли гудки, и Левадовски машинально глянул на часы. Они показывали 4.30. Это был конец, и уж кто-кто, а он, ее лечащий врач, знал, что Нэнси теперь не удержать.
***
Салли бегал из штата в штат четыре месяца, а однажды ночью, когда пространство, сначала угрожающе сгустившись над ним, вдруг отпрянуло и потянулось прочь, словно горячая жевательная резинка, он понял, что время пришло. И уже через пару часов он купил на ближайшей свалке белый, дребезжащий от времени и испытаний автофургон, вывел его на трассу и отправился строго на юг.
Он ехал и ехал, по-хозяйски посматривая на города и поселки, фермы и старые брошенные заводы, голосующих возле мотелей шлюх и полицейские посты. Он знал, что бы ни случилось, она ждет его там, дома, в городе избранных — новом Иерусалиме.
Да, окружающие его люди, вечно спешащие согрешить еще разок — перед тем ли, как отправиться на работу, перед тем ли, как заснуть, — понятия не имели, что именно там, на юге, в маленьком, затерянном среди желтой техасской пустыни городке начнется новая история богоизбранного американского народа. И творить ее будет Он Сам, и вовсе не потому, что на Него снова снизошел господь, нет. Ибо невозможно снизойти на Самого Себя. Ибо Салли и был господом. Только теперь он это знал.
***
У Нэнси было готово все. Нет, нигде еще не было спрятано новой подменной одежды, как нигде ее не ждали ни новые документы, ни надежное убежище. Но она столько раз прокручивала в гудящей от медикаментов голове то, что сделает; столько самых невероятных вариантов просчитывала, что теперь все шло как по маслу.
Впрочем, кое-что у нее все-таки было — восемьдесят тысяч американских долларов, так и не затребованных ни судом, ни Висенте Маньяни. И вот этого должно было хватить на все: и на одежду, и на документы, и на убежище.
Но, разумеется, вовсе не это было ее главной целью. Однажды лишившись всех, за кого можно было бояться, и пережив такой ужас, о каком даже не подозревали те, кто ее туда упек, теперь она была свободна — от всего, и сильна — как никто из них.
Да, Нэнси была совершенно уверена в том, что когда-нибудь ее снова возьмут, но перед этим… перед этим она заставит их испытать весь страх, на какой способен каждый из них! Она доведет их до той самой границы, за которой исчезает все, кроме вселенского, поистине космических размеров ужаса. Потому что только тогда, повстречав его лицом к лицу, они перестанут бояться и станут людьми.
Она прибавила газу, лихо обогнала дребезжащий на кочке старый белый автофургон, по инерции промчалась еще пару миль, как вдруг внутри что-то словно щелкнуло, и она сбросила газ и аккуратно прижала машину к обочине. Она хотела начать прямо сейчас.
Нэнси развернула к себе зеркальце заднего вида, подкрасила губы, сунула украденную у неведомой медсестры помаду в украденную у нее же сумочку, достала из бардачка дорожный нож, немного взъерошила плохо промытые волосы и удовлетворенно цокнула языком. Даже такая, с коричневыми мешками под глазами и коротко, до мяса обрезанными ногтями, она была хороша.
122 
