128 
Помочь нести труп мальчик не мог, потому что был слишком мал. Когда старшие зашагали через прерию с телом его брата на плечах, он плёлся сзади, таща мушкет, винтовку и шляпу. Мужчина смотрел им вслед. Впереди ничего не было. Они просто несли тело через усеянную костями пустыню к голому горизонту. Сирота один раз обернулся, посмотрел на него, а потом стал торопливо нагонять остальных.
Во второй половине дня он перебрался по переправе Маккензи через речушку Клир-Форк, приток Брасоса, и они с лошадью зашагали бок о бок в лучах заката к городку, туда, где на низкой равнине перед ними фонари, разбросанные тут и там в долгах красных сумерках и опускающейся темноте, неторопливо выстраивались в манящие обманчивой гостеприимностью очертания берегов. Они миновали огромные груды костей — целые дамбы из черепов с рогами и выгнутых полумесяцем костей, что походили на старые луки из слоновой кости, сложенные после окончания какой-нибудь легендарной битвы. Высокими изогнутыми валами эти груды уходили к равнине и исчезали в ночи.
Когда они вошли в город, накрапывал дождь. Перед залитыми светом фонарей борделями у коновязи стояли лошади, и когда они проходили мимо, его лошадь с робким ржанием потянулась мордой к их ногам. На безлюдную немощёную улицу доносились звуки скрипки, а из тени в тень перед ними шныряли тощие собаки. На краю городка он подвёл лошадь к перилам, привязал среди других лошадей и ступил на низкие деревянные ступеньки, в тусклую полоску света, падавшую из дверного проёма. В последний раз оглянулся на улицу, на свет, льющийся тут и там из окон в темноту, на последний слабый отсвет на западе и на низкие тёмные холмы вокруг. Потом толкнул двери и вошёл.
Внутри бурлила охваченная неясным возбуждением толпа. Словно это сооружение из необструганных досок было воздвигнуто в самой низкой точке окружающих равнин и людей притягивало туда силой гравитации. Между грубыми столами, держа перед собой шляпу, ковылял старик в тирольском костюме, маленькая девочка в платьице крутила ручку шарманки, а на сбитой из досок сцене, обозначенной целым рядом потрескивавших свечей, с которых уже натекли лужицы жира, кружился в замысловатом танце медведь в кринолине.
Мужчина пробрался к бару, где несколько человек в рубашках с кожаными передниками качали из бочек пиво или наливали виски. За их спинами трудились мальчишки — приносили ящики с бутылками и подавали из моечной на задворках подносы с дымящимися стаканы. Барная стойка была обита цинком, он положил на неё локти, подбросил перед собой серебряную монету и прихлопнул её.
Говорите, или пребудете,[247] сказал бармен.
Виски.
Виски, есть такое дело. Бармен поставил стакан, вынул пробку из бутылки, налил с полчетверти пинты и забрал монету.
Мужчина стоял, глядя на виски. Потом снял шляпу, положил её на стойку, взял стакан, не торопясь выпил. Поставил пустой стакан, вытер рот, повернулся к стойке спиной и опёрся на неё локтями.
Сквозь висевший слоями в желтоватом свете дым на него смотрел судья.
В круглой шляпе с узкими полями он сидел за столом, и его окружали самые разные люди — пастух и погонщик, гуртовщик, фрахтовщик, рудокоп и охотник, солдат и торговец, жулик, бродяга, пьяница, вор. Тысячу лет он вращался среди этой нищеты, среди отребья земного и среди промотавшихся наследников восточных династий, и в этом разношёрстном сборище он был и с ними, и не с ними, словно человек совершенно другого сорта, и казалось, за все эти годы он изменился очень мало или не изменился совсем.
Мужчина отвёл глаза от этого взгляда и стоял, глядя на зажатый кулаками пустой стакан. Подняв голову, он увидел, что на него смотрит бармен. Поднял указательный палец, и тот принёс виски.
Расплатившись, он взял стакан и стал пить. Вдоль задней стенки бара шло зеркало, но в нём отражался лишь дым и какие-то неясные тени. Стонала и скрипела шарманка, на дощатом помосте, высунув язык, неуклюже поворачивался медведь.
Когда мужчина снова бросил взгляд на судью, тот уже стоял и с кем-то разговаривал. Через толпу, потряхивая монетами в шляпе, пробирался хозяин шоу. Из задней двери выпархивали кричаще разодетые шлюхи, он смотрел на них, смотрел на медведя, а когда опять повернулся, чтобы найти глазами судью, тот исчез. Шоумен, похоже, что-то не поделил со стоявшими у стола. К ним присоединился ещё один. Шоумен махнул шляпой. Один из стоявших указал на бар. Тот замотал головой. Они что-то говорили, но их голоса тонули в общем гаме. На помосте вовсю отплясывал медведь, девочка крутила ручку шарманки, и при взгляде на тень от этого действа, отбрасываемую на стену светом свечей, напрашивался вопрос — возможно ли нечто подобное в мире дневного света? Когда он снова посмотрел на шоумена, тот уже нахлобучил шляпу и стоял, уперев руки в бока. Один из стоявших вытащил из-за пояса длинноствольный кавалерийский револьвер, повернулся и навёл его на сцену.
128 
