13 
– Ох, изви…
Он прервал ее, лицо его было холодной грозной маской, челюсть напряжена.
– Ты могла бы просто отказаться, Энджел. Мы вдвоем участвовали в том, что только что произошло, так что не пытайся изображать возмущенную девственницу.
Если бы он только знал! Сначала ей захотелось ударить Лео по лицу, затем – броситься к нему в объятия и умолять поцеловать ее снова. Тело все еще покалывало и горело. После короткой борьбы она вздернула подбородок:
– Я не видела стакан. Извини.
Его глаза вспыхнули в ответ. Чтобы увеличить расстояние между ними, Энджел встала, намереваясь убрать осколки стакана.
– Оставь. Я пришлю кого-нибудь убрать.
Они снова были близко. Что-то привлекло взгляд Лео, и, опустив глаза на ее руки, он резко произнес:
– У тебя кровь.
Энджел тупо уставилась на свою руку: из глубокого пореза на пальце текла кровь. Лео поднял телефонную трубку, набрал номер и дал отрывистые указания на безупречном греческом.
На Энджел это произвело бы впечатление, если бы она могла ясно мыслить.
Она последовала за Лео, пытаясь приспособиться к его широкому шагу.
Он привел ее в огромную ванную, включил свет и, порывшись в шкафчике, достал аптечку.
– Ох, не надо… – забормотала она. – Совсем не обязательно… Я сама…
– Сядь и помолчи.
Энджел заставила себя сесть на стул и, не веря своим глазам, наблюдала, как Лео, опустившись перед ней на колени, внимательно осматривал порез. Потом поднес ее палец ко рту и пососал ранку.
У Энджел перехватило дыхание. Она попыталась вырваться. Но он держал крепко. Наконец Лео отпустил палец и коротко бросил:
– Хочу убедиться, что в нем нет стекла. Порез глубокий, но зашивать, думаю, не нужно.
Вконец потрясенная, Энджел наблюдала, как Лео умело и осторожно очистил порез и плотно приклеил к ранке пластырь.
Потом он снова повел ее вниз, на этот раз в гостиную. Она увидела, как кто-то вышел из кабинета с совком и щеткой. Лео отпустил ее руку, и Энджел осторожно присела на краешек дивана, потому что ноги совсем не держали ее.
Лео налил в стакан что-то темное и золотистое, как его глаза, и протянул ей. Его рот был крепко сжат. Энджел взяла стакан обеими руками, избегая его взгляда. Сейчас ей хотелось забыться.
Глава 3
Леонидас наблюдал, как Энджел обхватила стакан обеими руками, и от этого забавного детского жеста как будто что-то кольнуло у него в груди. Ему хотелось свернуть ее хорошенькую шейку. И хотелось уложить на диван и закончить то, что они начали в кабинете. Он все еще помнил свои ощущения, когда ласкал языком тугой бутон соска, а она выгибалась ему навстречу…
Еще и трех часов не прошло, как Лео приземлился в Афинах, и он все еще не мог прийти в себя из-за крутых перемен, произошедших в его жизни.
Вновь остро почувствовав свою уязвимость, Лео повернулся и прошел к бару, налил себе выпить и попытался собрать разбегающиеся мысли. На долю секунды он почти поверил, что она ему пригрезилась. И все же не мог отрицать, что почувствовал прилив сексуального возбуждения, когда увидел, как Энджел приближается к дому.
Ее вина стала очевидна, когда она направилась прямиком к задней двери, а не вошла через главный вход.
Лео неприятно было в этом признаваться, но в глубине души он надеялся, что слишком скоро судил ее. Но, убедившись сегодня в ее алчности, он снова обозвал себя дураком.
Плеснув виски, Лео проглотил его одним махом. Он точно знает, как поступит с ней: выбросит ее из головы и начнет новую жизнь здесь, в Афинах.
Энджел сидела на диване и ждала вынесения приговора.
Наконец Лео повернулся. Выражение его лица было жестким, непроницаемым. Он ни разу не улыбнулся, не явил и проблеска человечности… не считая того момента, когда обрабатывал ее порез. Энджел вспомнила, как он втянул ее палец в рот, и живот снова стянуло.
Она сглотнула. Вспомнила, как из-за легкого американского акцента приняла его за одного из гостей в тот вечер на вилле. Она и представить не могла, что когда-нибудь услышит стальные нотки под бархатной лаской его голоса.
Лео подошел и сел на кушетку напротив Энджел. Откинулся назад и скрестил ноги в лодыжках. Вытянул одну руку вдоль спинки, отчего ткань рубашки соблазнительно натянулась на груди. Это была чисто мужская поза. Энджел почувствовала, что лицу стало жарко, и заставила себя успокоиться.
13 
