— Юля, — Рогозин понимал, что настает тот момент, когда, как говорится, или пан, или пропал. — Юля, я не могу ходить вокруг да около. Мы с тобой в этом плане похожи — прямолинейность и никаких увиливаний. Так вот, прежде всего я хочу сказать, что ты необыкновенная. Я только увидел тебя тогда, в феврале и понял, что сама судьба привела тебя именно ко мне. Ко мне, к человеку, который способен оценить тебя по высшему разряду. Человеку, который всегда ждал тебя, такую, как ты.
— Какую, Митя? — она обратилась к нему, как это делала мама. Рогозин покачал головой, выражая недовольство, что она перебивает его. — Я самая обыкновенная женщина, к тому же на много лет старше тебя, обремененная комплексами, которые успела приобрести. В чем моя необыкновенность?
— Для меня ты — совершенство. Ты говоришь «Митя» — и у меня так легко делается на сердце. Словно мама вернулась…
— Мама? — Юлия насторожилась: «За кого он меня принимает? Кто ему нужен?»
— Но не в этом дело, — поспешил заверить ее Рогозин. — Твои глаза, манера говорить, держать голову, походка и грация — все это вызывает у меня восхищение. Ты единственная, кого бы я хотел видеть хозяйкой своего дома. Я бы хотел просыпаться и каждое утро начинать с того, что прикасаться к тебе. Целовать теплую щеку, варить для тебя кофе. Ты любишь кофе?
— С недавних пор, — ответила Юлия и почувствовала, как прошлое снова коснулось ее. Оно несколько остудило романтику вечера, обдав леденящим холодом. Щеголева словно снова оказалась с телефонной трубкой в руках, когда произносила: «Не торопи меня — это единственное, о чем я тебя прошу…» Юлия испуганно огляделась по сторонам, как будто боялась, что кто-то прочел ее мысли. Как будто где-то в полумраке за небольшим круглым столиком за ней наблюдает Щеголев. И наверняка он не понимает, зачем ей понадобилось снова дать ему искру надежды.
— Ты снова далеко, — вглядываясь в застывшее лицо Юлии, заметил Рогозин.
— Уже вернулась, — улыбнулась Щеголева.
— Давай снова пооткровенничаем?
— Давай.
— Тогда расскажи о своем детстве.
— Детство как детство. Хочешь, я скажу, чего не люблю с детства? — хитро сощурилась Щеголева.
— Хочу, интересно.
— Запах лаврового листа не выношу.
— Что? — Рогозин обескураженно смотрел на Юлию, сморщившую лицо так, словно у нее под носом была тонна этой пряности.
— Однажды меня закрыли в кладовке в качестве наказания. Странный метод воспитания, ну да ладно. Не помню, что я такого натворила… Короче, я начала заглядывать в баночки, скляночки и открыла одну, в которой хранились какие-то сухие резко пахнущие листья. Я достала один и попробовала его на вкус — показалось, что отвратительно. Меня чуть не… Одним словом, жуткое состояние у пятилетнего ребенка. Я бросила банку на пол и стала тарабанить кулачками в дверь, чтобы меня немедленно выпустили. Мама не на шутку испугалась, увидев мое бледное лицо. С тех пор я не выношу этого запаха и никогда не пользуюсь лавровым листом, никогда.
— Никогда… — повторил Рогозин.
— Я не люблю этого слова, но в данном случае без него не обойтись, — Щеголева развела руками. — Ты надеялся услышать что-то другое?
— Нет, я просто удивлен. Такие мелочи могут наложить отпечаток на всю жизнь…
— Обычное дело, — Щеголева отпила сок. — А теперь твоя очередь откровенно ответить.
— Я готов.
— Скажи, к чему, по-твоему, должно привести наше знакомство?
— К свадьбе, — не задумываясь, ответил Рогозин.
— Ты серьезно считаешь, что мы с тобой — пара?
— Идеальная.
— Почему?
— Потому что мы оба знаем, чего хотим от жизни. Мы оба понимаем, что для этого нужно сделать, — наливая еще по рюмочке саке, ответил Рогозин.
— И чего же мы хотим? — делая ударение на слове «мы», спросила Юлия.
Рогозин поднял рюмку, улыбнулся. Он улыбался так в последний раз, когда получил первое место на конкурсе парикмахеров в Москве. Это была его первая серьезная победа, и его радость была совершенно натуральной. Сейчас Дмитрий испытывал такие же светлые чувства. Он ощущал себя победителем!
— Для начала давай еще по рюмочке? — предложил Рогозин.
— Хорошо, если это поможет тебе четко сформулировать ответ на мой вопрос.
— Поможет, — быстро выпив и прожевав маленькую дольку помидора, произнес Дмитрий. — Сейчас мы точно хотим перейти к десерту!
И не давая Щеголевой времени на комментарий, Рогозин сделал знак и подозвал официанта. Юлия удивленно подняла брови и, сдерживая улыбку, следила за тем, как со стола исчезают грязные тарелки, остатки от омаров, а взамен появляются бананы, запеченные в тесте под сахарной пудрой, фруктовый салат со сливками, миндальные орешки, ароматный кофе. Щеголева следила за быстрыми, ловкими движениями официанта, время от времени поглядывая на Рогозина. Теперь настала его очередь выглядеть озабоченным, потому что всего несколько мгновений отделяли его от самого важного.