А в Нанси аристократия торжествует. Буйе покинул город на другой день, и аристократический муниципалитет, у которого руки развязаны, теперь так же жесток, как раньше был труслив. Местное отделение Якобинского клуба, как первоисточник всего зла, позорно задавлено; тюрьмы переполнены, осиротевшие, поверженные патриоты ропщут негромко, но негодование их глубоко. Здесь и в соседних городах многие носят в петлицах "расплющенные пули", подобранные на улицах Нанси; пули сплющились, неся смерть патриотам, и люди носят их как вечное напоминание об отмщении. Дезертиры из бунтовщиков бродят по лесам и вынуждены просить милостыню, так как в полк им нельзя вернуться. Всюду царят разложение, взаимное озлобление, уныние и отчаяние, пока не прибывают национальные комиссары с кротким пламенем конституционализма в сердцах; они ласково поднимают поверженных, ласково спускают слишком высоко взобравшихся, восстанавливают отделение Якобинского клуба, призывают обратно дезертировавших мятежников, разумно стараются все постепенно сгладить и внести умиротворение. Таким кротким, постепенным умиротворением, с одной стороны, и торжественной панихидой, кассолетками, военными судами и благодарностями нации - с другой, сделано все, что можно было сделать официально. Сплющенная пуля выпадает из петлицы, а черная земля, насколько возможно, опять зазеленеет.
Таково "дело Нанси", называемое некоторыми "резней в Нанси". Собственно говоря, это неприглядная оборотная сторона трижды славного праздника Пик, лицевая сторона которого представляет зрелище, достойное богов. Лицевая и оборотная стороны всегда близки друг к другу; одна была в июле, другая - в августе! Театры Лондона ставят с блеском сцены этой "Федерации французского народа", переделанной в драму; "Дело Нанси", правда не игранное ни в каком театре, в течение многих месяцев разыгрывалось и даже жило как призрак в головах всех французов. Ведь вести о нем разносятся по всей Франции, пробуждая в городах и деревнях, в клубах и обеденных залах, до самых дальних окраин, какой-нибудь мимический рефлекс или повторение всего дела в фантазии, заканчивающееся всегда гневным утверждением или отрицанием: это было правильно, это было неправильно. Из-за этого возникали споры, дуэли, ожесточение, праздная болтовня, которые повели к ускорению, расширению и усилению ожидающих нас в будущем взрывов.
Между тем той или иной ценой мятеж, как мы видели, усмирен. Французская армия не разразилась всеобщим единовременным безумием, не была распущена, уничтожена и снова сформирована. Она должна была умирать медленной смертью, годами, дюйм за дюймом, умирать от частичных возмущений, как бунт брестских матросов и т. п., не распространившийся дальше; от неудовольствия и недисциплинированности солдат; от еще большего неудовольствия роялистских усатых офицеров, одиночками или группами переправлявшихся за Рейн. Болезненное неудовольствие, болезненное отвращение с обеих сторон убивали армию, неспособную к исполнению долга, и в заключение, после долгих страданий, она умерла, но, подобно фениксу, возродилась окрепшей и становилась все сильнее и сильнее.
Так вот какова была задача, совершение которой рок возложил на храброго Буйе. Теперь он может снова отойти на задний план, усердно заниматься обучением войск в Меце или за городом, вести полную тайн дипломатию, ковать планы за планами и парить, как невидимая бледная тень, последняя надежда королевской власти.
Книга III. ТЮИЛЬРИ
Глава первая. ЭПИМЕНИДЫ[66]
Вполне справедливо утверждение, что в этом мире нет ничего мертвого, и то, что мы называем мертвым, лишь изменилось, и силы его работают в обратном порядке! "И в листе, гниющем на сыром ветру, заключены силы, - сказал кто-то, - иначе, как мог бы он гнить?" Весь наш мир представляет не что иное, как бесконечный комплекс сил, от силы тяготения до мысли и воли; свобода человека окружена необходимостью природы, и во всем этом ничто не засыпает ни на мгновение, но все вечно бодрствует и действует. Мы никогда не найдем ничего обособленного, бездеятельного, где бы мы его ни искали, начиная от медленно разрушающихся со дня сотворения мира гранитных утесов до плывущего облака, до живого человека и даже до действия и высказанного человеческого слова. Произнесенное слово летит непреложно дальше, но еще более того - произведенное действие. "Сами боги, - поет Пиндар[67], - не могут уничтожить содеянного". Нет, то, что сделано, сделано навеки, брошено в бесконечность времени и должно, видимое или скрытое от наших глаз, действовать в нем, должно расти как новый, несокрушимый элемент в бесконечности вещей. В самом деле, что же представляет собой эта бесконечность вещей, которую мы называем Вселенной, как не действие, не совокупность действий и поступков? Никакое счетное искусство не может разнести по таблицам и подсчитать эти данные, но общая сумма их ясно написана на всем, что делалось, делается и будет делаться. Поймите хорошенько: все, что вы перед собой видите, есть действие, продукт и выражение примененной силы; совокупность вещей - не что иное, как бесконечное спряжение глагола "делать". Безбрежный океан, источник силы, способности действовать, широкий, как Беспредельность, глубокий, как Вечность, прекрасный и в то же время страшный, недоступный пониманию океан, в котором сила в тысячах течений гармонически волнуется, перекатывается и кружится, - вот то, что люди называют Существованием и Вселенной; это тысячецветная огненная картина, которая по тому, как она отражается в нашем жалком мозгу и сердце, является одновременно и покровом и откровением Единого Неназываемого, обитающего в неприступном свете! Далеко по ту сторону Млечного Пути, еще до начала дней, волнуется и вращается она вокруг тебя; даже сам ты - часть ее на том месте пространства, где ты стоишь, и в ту минуту, которую указывают твои часы.
66
Эпименид (греч.) - критский царь, прорицатель в поэт (VII в. до н. э.). Позднейшие предания рассказывают о необычайно долгом сне Эпименида в зачарованной пещере, в которой он проспал 57 лет. По мифам, Эпименид прожил от 157 до 299 лет.
67
Пиндар (ок. 518-442 или 438 гг. до н. э.) - Древнегреческий поэт-лирик.